Нравственный образ истории

Михайлов Георгий

Сбылись слова Схолария о падении столицы, о порабощении народа и переносе алтаря в другое место. Но также сбылись и его утешительные пророчества. Спасённая вера теперь спасала самих верующих. Несмотря на все ужасы, обычные при взятии городов неприятелем, жертв среди византийцев оказалось гораздо меньше, чем можно было ожидать, и многих пленных удалось выкупить. В сравнении с латинским погромом 1204 года последняя катастрофа представлялась не столь великой. Кровопролитие было кратким. Уже к вечеру 29 мая всё стихло. Только в подвалах и погребах турецкие мародёры рылись в течение трёх дней. Завоевав Константинополь, султан распустил войска и не преследовал греческий элемент. Он даже приглашал знатных греков из других мест для заселения опустевшей столицы. Прибывшие поселялись, как говорил

народ, в городе (по турецкой транскрипции - Истанбул). Отсюда взялось и новое название Царьграда - Стамбул. Его падение было расплатой для высших кругов византийского общества, которые погубили крестьянское царство Ласкарей с его здоровыми началами государства, разобщили отеческую связь с народом и, наконец, сознав бессилие, возложили надежды на Запад.

Латиняне, униаты, возрожденцы потерпели полное поражение. Авантюристы типа Исидора в большинстве своём сумели вывернуться и разбежались по Европе. А вот министру Нотаре не повезло. Его крылатая фраза о предпочтении господства турок латинскому засилью сыграла немалую роль в развитии пораженческих настроений, погубивших Константинополь. Расплата не замедлила прийти. Нотара принял султана в своем богатом доме и всячески заискивал перед ним. Но Магомет, напившись вина, прочитал философские стихи Фирдоуси о бренности земного бытия и с жестокостью азиатского тирана приказал казнить хозяина с его сыновьями и зятем, а женщин его рода предал поруганию. Такова цена всякой измены, с какой бы стороны она ни исходила.

Геннадий Схоларий был прав. Империя пала, но Церковь осталась жива. Уже на третий день после разгрома Православная Патриархия восстановилась. Униаты рассеялись, и Геннадия избрали патриархом. Очистившись от цезаре-папизма, константинопольский клир по-иному взглянул на Москву. Там уже с 1448 года правил митрополит Иона, поставленный Собором русских епископов. Традиция эта закрепилась, и греки больше не противились ей. Теперь они ездили в Москву за милостыней в прямом смысле. В благодарность за щедрые дары патриархия благославляла самостоятельность нашей митрополии. Да и не только за дары. Святая Русь давно обогнала греков в духовном отношении. И благочестие, и аскетика, и твёрдость в отстаивании вселенских догматов в Российской Церкви стояли значительно выше, чем в остальном Православном мире. Не хватало нам только собственного патриарха, да царя, увенчанного Шапкой Мономаха. Что же касалось патриарха греческого, Геннадия Схолария, то он удостоился от Господа не только возглавить Церковь в труднейшее для своего народа время, но и сумел прочесть загадочные письмена, начертанные на гробе Святого Константина.

Ещё в первой главе первой книги мы упоминали о странном пророчестве (видимо, IV века), выбитом на крышке саркофага Великого Императора, основавшего Константинополь. В нём говорилось о грядущей победе руссов. О тех, кого византийцы тогда ещё не знали, во всяком случае, по имени. И, тем более, сам текст не читался. Он был написан греческими буквами, но одними согласными. Разобрать его стало возможным только в средние века, благодаря частому повторению слова Измаил. Святой Константин был погребён в храме Святых Апостолов. Геннадий Схоларий, молясь, часами простаивал у порфирового надгробия и пристально вглядывался в загадочные буквы. Прибавление гласных шло трудно, но с Божией помощью патриарху Геннадию удалось расшифровать древнюю надпись. В переводе на русский язык, сокращённо, она читается так:

«В первый [от кончины Константина Великого] индикт [период времени] царство Измаила... в Константинополе воцарится, премногими будет обладать народами и все опустошит острова, даже до Евксинского понта [Чёрного моря]... В восьмой индикт в северных странах долженствует воевать... В десятый индикт - Далматов [сербов] победит и малое время пребудет в брани... Русский же народ, соединясь со всеми языками, желающими мстить Измаилу, его победят... и Седмихолмие [Царьград] возьмут со всеми его принадлежностями».

Индикты здесь можно понимать иносказательно, не как определённые (15 лет, или 532 года - индиктион), а

как некие символические периоды времени. Под Измаилом же следует разуметь турок.

Узнав о пророчестве, султан (уже трудно сказать, который) уничтожил крышку Константинова саркофага (гробница так и стоит без крышки). Но вера греков в освободительную миссию России не угасает в веках. Они ждут Царя Русского, именем Константин, который войдёт в Золотые ворота, изгонит врагов и очистит престол Святой Софии. Тогда из апсиды храма выйдет иерей со Святыми Дарами, скрывшийся в стене в момент совершения Евхаристии, дабы неверные, ворвавшись в алтарь, не осквернили Тела и Крови Христовой, и прерванная Литургия продолжится.

Так гласит благочестивое предание. Его считают легендой, но турки сами подтверждают, что до сих пор в мечети Эль-София по ночам слышится христианское пение.

Последний император Константин не имел детей, но у него остались братья - Фома и Дмитрий (впоследствии переметнувшийся к туркам). У Фомы (в то время дэспота Мореи) была дочь София. И вот ей-то, Софии Палеолог, Бог судил стать женою великого князя Московского.

ПРИДАНОЕ ПАЛЕОЛОГОВ

«Престол Твой, Боже,

в век века»

(Пс.44,7).

После падения Константинополя политическая жизнь Византии замерла не сразу. В Морее (на Пелопоннесе) ещё правили Палеологи, в Трапезунде - Комнины. Не имея достаточных сил, дэспот Фома Палеолог (брат и наследник Константина XII) продолжал бороться за освобождение от турецкой зависимости, но дни его царства уже были сочтены. В 1460 году султан Магомет вторгся в Морею и брал греческие крепости одну за другой. Дэспоту с семьёй пришлось оставить Пелопоннес и бежать на остров Корфу, оттуда в Рим. У Фомы было двое сыновей - Андрей с Мануилом, и две дочери - Елена и Софья. По смерти отца (1465 г.) императором уже несуществующей Византии сделался старший сын Андрей и оставался им до 1502 г. Второй сын Фомы (Мануил) подался к туркам и перешёл в ислам. Судьба Елены неизвестна.

Став католиком, Андрей Палеолог разъезжал по Европе и пытался продать свои права на престол более сильным государям, да так ни с кем до конца и не сторговался. Короли Франции, Кипра, Миланский герцог и другие царственные особы предпочитали свататься к его сестре. Ватикан покровительствовал бездомному императору, но в отношении Софьи вынашивал иные планы. Папа надеялся выдать её за Московского государя.

К тому времени на Руси многое изменилось. В 1462 году (когда Палеологи бежали с Пелопоннеса) в Москве скончался Василий Васильевич Тёмный. Своим преемником и соправителем он ещё при жизни назначил сына Иоанна. Тот был женат на тверской княжне Марии Борисовне, которая в 1467 году умерла. Двадцатисемилетний Иоанн Васильевич остался вдовцом, и это обстоятельство учли в Риме.

Софья Палеолог была последней представительницей царского рода Византии, сохранившей верность Православию, хотя воспитать её старались в традициях греко-латинской унии. Дав царевне западноевропейское образование и обеспечив достойным приданым, католики надеялись, что, став женою Иоанна III, она будет благоприятствовать внедрению и распространению латинства в России.

Переговоры о браке затеял кардинал Виссарион (бывший митрополит Никейский, заодно с Исидором «отличившийся» на Флорентийском Соборе). В русских летописях начало переговоров отмечено так: «Зимой 1469 г. пришёл из Рима от кардинала Виссариона грек по имени Юрий и принёс великому князю письмо». Со стороны «Царя Ивана» (так уже часто называли великого князя) выступил доверенный Иван Фрязин (Жан Баттиста делла Вольпе), иностранец, живший при дворе Иоанна III. Фрязин отправился в Рим и без особых затруднений устроил порученное ему дело. Он приехал в Италию весной 1472 года. «Мая 25-го, - по сведениям Ватикана, - послы были приглашены в секретную консисторию, они поднесли пергаментную грамоту, в которой князь просит дать веру его послам, поздравили папу Павла II с восшествием на престол и предложили подарки - шубу и 70 соболей».