Нравственный образ истории
Шрифт:
По заключении мира Глинский бежал в Московию и там опять принял Православие. Василий Иоаннович встретил беглеца ласково и с доверием, несмотря на его недавнюю измену королю Сигизмунду. Впрочем, князь Михаил вообще не мог быть верным ни одному государю, ибо сам искал себе престола и готов был умереть за право назваться самодержцем. Недаром он приходился родным братом Василию Львовичу, князю не менее умному и смелому, но более добродетельному, дочь которого, Елена Васильевна Глинская, через 22 года стала матерью первого Русского Царя - Иоанна Грозного. Василий Глинский не дожил ни до рождения царственного внука, ни даже до свадьбы своей дочери с великим князем Московским. Оказавшись русским подданным, он остался верным новому отечеству до конца. Но дяде будущей великой княгини
С 1508 года зыбкий мир между Московией и Польшей держался около четырёх лет. Для вдовствующей королевы Елены Иоанновны год 1512-й стал шестым и самым тяжким в цепи годов-мытарств, пережитых ею после смерти мужа, Александра I. Покойный король тоже преследовал свою супругу за исповедание Православия. Но когда к власти пришёл его брат Сигизмунд со своей женой-злодейкой Боной Сфорца, жизнь праведной Елены обратилась в подлинное мученичество. Королеву Елену заключили под стражу, после чего Виленский (Вильнюсский) воевода князь Николай Радзивил подослал к узнице наёмных отравителей.
Узнав об убиении своей сестры, Василий III вознегодовал. Он знал и прежде о приготовлениях Сигизмунда к войне и о сношениях поляков с татарами, однако сдерживался. Теперь же, пылая праведным гневом за сестру-мученицу, Василий снял с себя крестное целование, данное им при заключении «вечного мира» и воскликнул: «Доколе конь мой будет ходить и меч рубить, не дам покоя Литве».
Войска русские двинулись на запад и вновь подошли к Смоленску. Взять город сразу им не удалось: ни в марте 1513-го, ни в июне 1514-го. Лишь с третьего приступа, в июле 1514 года, применив тяжёлую артиллерию, московиты устрашили смолян. Литовский гарнизон сдался, жители принесли присягу, а владыка Варсонофий возгласил в соборной церкви: «Божиею милостию радуйся и здравствуй Православный Царь Василий». Только приветствие сие не было искренним. Западно-Русская Церковь (Киевская митрополия) не подчинялась тогда Московской; она пребывала в юрисдикции Константинопольского патриархата. Потому владыка Варсонофий, ярый западник, очень скоро оказался в числе тайных заговорщиков.
Сторонники Сигизмунда в Смоленске знали, что под Оршей в те дни Литва одержала внушительную победу. Героем Оршанской баталии стал знаменитый гетман Константин Острожский. Русский по происхождению (православный по вере) этот полководец был, если помнит читатель, разгромлен под Ведрошью в 1500 году. Князь Юрий Кошкин взял гетмана в плен. Великий князь Иоанн III оказал милость пленнику. Острожский присягнул на верность Иоанну, но затем сбежал. Вольнолюбивый пан гетман тяготился властью Московского самодержца. Свою свободу удельного князя в Литве он ценил выше служения единому Отечеству. В Польше магнаты не особенно считались с королём. И вот, ради этой удельной вольности, Острожский служил ляхам и водил полки католиков на Православную Русь.
Под Оршей армия гетмана одержала крупную победу. Рать московская понесла огромные потери. Только плодами победы Острожский воспользоваться не смог. Узнав о падении Смоленска, он с ходу бросил войска на подмогу тамошним заговорщикам. Те, получив от короля подарки, готовились открыть ворота города гетману. Но заговор был раскрыт. Князь-воевода, Василий Васильевич Шуйский, приказал казнить всех изменников, кроме владыки Варсонофия, которого пощадили из почтения к его сану и возрасту. Когда войско Острожского приблизилось, то на стенах Смоленска литовцы увидели повешенных предателей. На шее у каждого из них болтался Сигизмундов подарок. Сам же город охранялся Московским гарнизоном достаточно надёжно. Взять его гетман даже не пытался, ибо не был готов ни к штурму, ни к осаде.
Потом ещё много лет иностранные послы старались выторговать Смоленск у Василия III, но так же безуспешно. Велеречие известного нам барона Герберштейна разбилось о точные ответы русских бояр и о непреклонность самого «Нового Константина».
Но вернёмся в Смоленск, занятый московским войском. Князь Михаил Глинский, отличившийся при взятии города, рассчитывал получить его себе в удел. Потому, не дав опомниться Государю в минуту радости победной, он спросил его прямо: «Нынче я дарю тебе Смоленск; чем ты меня одаришь?» Расчёт на неожиданность был верным, однако не так прост оказался Василий Иоаннович. Он понял намёк Глинского и ответил: «Я дарю тебе княжество в Литве». Другого ответа не могло последовать. Смоленск был слишком важным стратегическим пунктом, чтобы отдать его в удельное владение, да ещё князю сомнительной преданности.
В последнем державный не ошибся. Уязвленная гордость властолюбца не позволила Глинскому остаться верным, и он не замедлил предаться Сигизмунду. Он написал королю письмо, получил положительный ответ, однако убежать не успел. Его самого предали. При обыске у Глинского обнаружили письмо от Сигизмунда, после чего он, как изменник, отправился в темницу, где провёл много лет, пока Государь Василий III не простил его по ходатайству своей новой жены Елены Васильевны, племянницы несчастного князя Михаила. С 1526 года Елена Глинская стала великой княгиней; Михаил Львович покаялся в измене и был отпущен на свободу. Более того, Государь доверил ему войско. Командуя конной ратью в битве под Казанью, в 1530 году Михаил Глинский оправдал высокое доверие. Та Казанская победа оказалась очень важной. Татары Волжские и горная Черемиса унялись надолго. Из своей столицы они изгнали крымского наместника, Сафу-Гирея, и просили дать им хана, верного Москве. Василий III послал в Казань своего служилого царевича Еналея и этим завершил войну, затеянную Сигизмундом.
С самою Речью Посполитой после взятия Смоленска и трагической неудачи под Оршей Россия почти не сражалась, хотя до лета 1525-го оставалась в состоянии войны. Между тем, в эти годы произошло много очень важных событий, как политически, так и нравственно значимых.
Начнём с того, что дипломаты со всей Европы десяток лет осаждали Московский двор, добиваясь от Василия III возвращения Смоленска Сигизмунду, но потратили время даром. Могущество России возрастало с каждым днём. Польский король использовал все средства, чтоб вернуть потерянный смоленск. Только военных сил ему не хватило, дипломаты его не преуспели. И тогда Сигизмунд унизился до холопства перед крымским ханом. Добровольно предложив дань Менгли-Гирею, король рабски испросил у татарина ярлык на владение - и своими собственными городами, и теми, что принадлежали России. Хану предложение (15000 золотых червонцев в год) понравилось. Крымцы совершили ещё несколько набегов, нанесли Русским большой урон, однако расстановку сил на европейском военном театре не изменили. У самих татар уже не было прежнего единства, и набеги их начались далеко не сразу. Надо вспомнить, что старый Менгли-Гирей дружил с Москвой долго. До кончины своей он сохранял видимость добрососедства. После его смерти (1515 г.) на трон вступил наследник, Магмет. Он первым из братьев Гиреев получил с поляков дань за ярлык на Смоленск и вздумал принудить к тому же Русских.
В послании своём к Василию III Магмет-Гирей превысил меру наглости. «Ты, - писал хан великому князю, - нашему другу королю недружбу учинил; город, который мы ему пожаловали, ты взял от нас тайком; этот город Смоленск к Литовскому юрту отец наш пожаловал, а гругие города, которые к нам тянут - Брянск, Стародуб, Почеп, Новгород-Северский, Рыльск, Путивль, Карачев, Радогощь, отец наш [Менгли-Гирей]... твоему отцу [Иоанну III] дал [когда Русь отбила всё это у Литвы сама]. Если хочешь быть с нами в дружбе... помоги нам казною, пришли казны побольше...»