Шрифт:
Дозволено цензурою 14 іюня 1901 г. С.-Петербургъ
Императоръ Петръ Великій.
Съ гравированнаго портрета Свистунова.
I. Частная жизнь императора Петра I.
Вы не разъ удивлялись Петру I, вы слушали со вниманіемъ разсказы о подвигахъ его на пол брани, о его неутомимости въ длахъ государственныхъ, его постоянной любви къ Россіи. Вы съ равнымъ участіемъ видли его въ холстинной куртк плотникомъ на Заандамской верфи, потомъ побдителемъ подъ Полтавою во время его тріумфальнаго възда въ Москву и, наконецъ, по заключеніи Нейштадтскаго мира, торжественно принимающимъ благодарность народа. Но любопытство ваше завлекло васъ дале. Вы сдлали мн вопросъ: какая была частная жизнь Петра I? Покажите мн его, говорили вы, не повелителемъ многочисленнаго народа, а гражданиномъ, въ домашнемъ быту, посреди его семейства. Какія были его частныя занятія, его домашнія забавы?
Вотъ мой отвтъ.
Императоръ Петръ I былъ феноменъ своего вка. Физическія и нравственныя его свойства, добродтели и недостатки, занятія его по дламъ государственнымъ и частныя, которымъ онъ посвящалъ часы досуга, все въ немъ являетъ что-то необыкновенное, носитъ на себ
Начинаю описаніемъ его наружности. Петръ I былъ слишкомъ 2 аршина 14 вершковъ и столько отличался ростомъ отъ другихъ, что во время пребыванія его въ Голландіи, въ Заандам, жены корабельщиковъ, работавшихъ на тамошней верфи, унимали дтей своихъ отъ шалостей, грозя гнвомъ высокаго плотника изъ Московіи. Онъ былъ крпкаго сложенія, имлъ лицо круглое, нсколько смугловатое, черные волосы, обыкновенно прикрытые парикомъ, большіе черные глаза, густыя брови, маленькій носъ, небольшой рожь и усы, придававшіе ему нсколько суровый видъ..
Сила его была соразмрна необыкновенному росту. Заспоривъ однажды съ Августомъ, королемъ польскимъ, въ Бирж въ 1701 году, онъ веллъ подать себ штуку сукна подбросивъ ее вверхъ, кортикомъ прорубилъ оную на воздух. Въ другой разъ, сидя съ нимъ же за ужиномъ, онъ свертывалъ въ трубку по дв серебряныя тарелки вдругъ и потомъ между ладонями сплющилъ большую серебряную же чашу. Въ Амстердам въ 1697 году, въ довольно сильный втеръ, останавливалъ рукою мельничныя крылья, чтобъ лучше разсмотрть механизмъ нкоторыхъ частей. Впрочемъ, однажды Петръ чуть было не заплатилъ жизнью за подобную самонадянность. Это случилось въ 1717 году, въ Утрехт, на шелковой фабрик купца фонъ-Моллема. Дабы узнать быстроту воды, приводившей въ обращеніе колеса фабрики, государь вздумалъ было во время дйствія оныхъ остановить самое большое колесо; но оно подняло его, и, врно, Петръ сдлался бы жертвою своего любопытства, если бъ одинъ изъ бывшихъ тутъ работниковъ, схвативъ его обими руками, не оторвалъ насильно отъ колеса. Походка его, обыкновенно скорая, длалась еще скоре, когда онъ занятъ былъ какою-нибудь мыслію или увлекался разговоромъ. Одинъ изъ иностранныхъ министровъ, находившихся въ то время при россійскомъ двор, а именно цесарскій посолъ графъ Кинскій, довольно толстый мужчина, говаривалъ, что онъ согласится лучше выдержать нсколько сраженій, нежели пробыть у царя два часа на переговорахъ; ибо долженъ былъ, при всей тучности тла, бгать за нимъ во все это время.
Петръ любилъ веселиться въ обществахъ, на праздникахъ, которые давались ему въ честь, любилъ видть вокругъ себя блескъ и пышность; но въ частной жизни представлялъ во всемъ образецъ строжайшей умренности. Обыкновенная одежда его была самая простая; лтомъ черный бархатный картузъ или треугольная поярковая шляпа, французскій кафтанъ изъ толстаго сукна сраго или темнаго цвта, съ фабрики купца Серикова, тафтяные камзолъ и нижнее платье, цвтные шерстяные чулки и башмаки на толстыхъ подошвахъ и высокихъ каблукахъ, съ мдными или стальными пряжками. Зимою тотъ же нарядъ, кром того, что вмсто бархатнаго картуза носилъ онъ шапку изъ калмыцкихъ барашковъ — вмсто суконнаго кафтана надвалъ другой, изъ красной матеріи, въ коемъ переднія полы подбиты были соболями, а спинка и рукава бличьимъ мхомъ, и вмсто кожаныхъ башмаковъ, — родъ сапоговъ изъ свернаго оленя, мхомъ вверхъ. Царь неохотно разставался съ сею простотою и даже не измнилъ ей въ 1717 году въ Париж, гд въ молодость Людовика XV пышность и частыя перемны въ одежд составляли отличительную черту людей лучшаго общества. Пріхавъ туда, онъ заказалъ себ новый парадный парикъ; ему принесли сдланный въ послднемъ вкус, широкій, съ длинными кудрями. Государь обрзалъ его по мрк прежняго своего парика, такъ что онъ едва только прикрывалъ волосы. Нарядъ его, состоявшій изъ кафтана безъ галуновъ, манишки безъ манжетъ, короткаго парика, шляпы безъ перьевъ и черной кожаной портупеи черезъ плечо, до того отличался отъ прочихъ, что, спустя нсколько времени посл отъзда его изъ Франціи, оный вошелъ у парижанъ въ моду подъ названіемъ habit du tzar или habit du farouche. Случалось иногда, что при аудіенціяхъ или въ большихъ церемоніяхъ онъ являлся въ одежд, боле приличной празднуемому торжеству; но всегда при окончаніи онаго тотчасъ ее сбрасывалъ. Были, однакожъ, дни, въ которые и онъ любилъ наряжаться съ нкоторою пышностію: такъ, напримръ, при спускахъ кораблей, Петръ встрчалъ гостей, всходившихъ на вновь спущенное судно, въ богатомъ, шитомъ золотомъ адмиральскомъ мундир и въ андреевской лент черезъ плечо. Въ день коронаціи императрицы Екатерины имлъ онъ на себ голубой гродетуровый кафтанъ, шитый серебромъ самою государынею. Когда она поднесла его супругу, Петръ взялъ кафтанъ въ руку и, взглянувъ на шитье, тряхнулъ имъ, отъ чего нсколько канители осыпалось на полъ. «Смотри, Катенька», сказалъ онъ ей, указывая на упавшія блестки, «слуга смететъ это вмст съ соромъ, а вдь здсь слишкомъ дневное жалованье солдата».
Вообще Петръ, щедрый въ награжденіи заслугъ, показывалъ чрезвычайную бережливость во всемъ, что касалось до него собственно, и могъ ли онъ жить расточительно, имя для своихъ расходовъ не боле 969 душъ въ Новгородской губерніи. Въ первое путешествіе свое по чужимъ краямъ, прибывъ вечеромъ инкогнито съ небольшою свитою въ Нимвегенъ, онъ остановился въ трактир и потребовалъ ужинать. Ему дали 12 яицъ, сыру, масла и дв бутылки вина. Когда надлежало расплачиваться, трактирщикъ, вроятно, узнавъ, кто былъ его гость, запросилъ сто червонныхъ. Петръ веллъ гофмаршалу своему Шепелеву заплатить сіи деньги, но не могъ забыть этой издержки и, угощая въ Петербург прізжавшихъ на судахъ голландцевъ, всякій разъ почти съ упреками напоминалъ имъ о корыстолюбіи нимвегенскаго трактирщика. «Мн мотать не изъ чего», говаривалъ онъ въ другое время: «жалованья заслуженнаго у меня немного, а съ государственными доходами надлежитъ поступать осторожно: я долженъ, отдать въ нихъ отчетъ Богу». Часто ходилъ онъ въ башмакахъ, имъ самимъ заплатанныхъ и чулкахъ, штопанныхъ его супругою; носилъ по году и по два одно платье, и въ 1723 году давалъ персидскому послу Измаилъ-беку отпускную аудіенцію въ томъ самомъ голубомъ кафтан съ серебряными нашивками по борту, въ которомъ въ 1717 году явился въ первый разъ къ французскому королю Людовику XV.
здилъ онъ лтомъ въ длинной, выкрашенной въ красную краску одноколк на низкихъ колесахъ, парою; зимою въ саняхъ, запряженныхъ въ одну лошадь, съ двумя денщиками, однимъ, который сидлъ съ нимъ рядомъ, и другимъ, хавшимъ сзади верхомъ. Одинъ только разъ, 25 мая 1723 года, удивилъ онъ петербургскихъ жителей необыкновенною пышностію. Увидли его окруженнаго отрядомъ гвардіи, въ выложенномъ краснымъ бархатомъ длинномъ фаэтон тогдашняго вкуса, цугомъ, съ лакеями позади въ ливре. Онъ похалъ за городъ навстрчу князю Гр. ед. Долгорукому и графу А. Г. Головкину, которые, пробывъ около 15 лтъ въ званіи посланниковъ при разныхъ дворахъ, возвращались въ Россію просвщенными европейцами. Петръ, остановившись въ 4 верстахъ отъ города, ждалъ ихъ около четверти часа. Когда они подъхали, посадилъ къ себ въ
Та же простота, какую наблюдалъ царь въ одежд и въ экипаж своемъ, господствовала и въ его обращеніи. «Если хотите остаться моими друзьями», говорилъ онъ заандамскимъ корабельщикамъ въ 1698 году, «то обходитесь со мною не какъ съ царемъ; иначе я не буду ученикомъ вашимъ. Я ищу не почестей, но полезныхъ знаній. Оставьте вс церемоніи; мн свобода въ тысячу разъ миле, нежели несносное принужденіе, котораго требуетъ свтъ». Указомъ отъ 30 декабря 1701 года, рабское обыкновеніе предковъ нашихъ повергаться на землю или падать на колни при встрч съ царствующими особами было замнено поклономъ. Бывало, если на улиц кто-нибудь изъ проходящихъ, поклонившись, останавливался передъ государемъ, онъ подходилъ къ нему и, взявъ за кафтанъ. спрашивалъ: «Чего ты!» и если тотъ отвчалъ ему, что остановился изъ уваженія къ его особ; — «эхъ, братъ», продолжалъ Петръ, ударивъ его по голов: «у тебя свои дла, у меня мои; зачмъ тратишь время по пустому; ступай своей дорогой». Запрещено было въ письмахъ къ государю называться словомъ холопъ, давать себ уменьшительныя имена Ивашки, Мишки, и т. п., или снимать шапки передъ царскимъ дворцомъ, какъ сіе водилось въ старину, и теперь еще въ обыкновеніи у насъ въ нкоторыхъ дворянскихъ домахъ для крестьянъ, приходящихъ па барскій дворъ. «Какое различіе между Бога и царя, когда воздавать будешь равное обоимъ почтеніе?» говорилъ онъ при семъ случа. «Къ чему уничижать званіе, безобразить достоинство человка? Оказывать дому моему въ жестокіе морозы безплодную почесть, обнажая голову, вредно для здоровья, которое миле мн въ подданномъ всякихъ пустыхъ поклоновъ. Мене низости, боле усердія къ служб и врности къ государству и ко мн — вотъ почести, которыхъ я хочу». Вообще не было человка настойчиве Петра въ церемоніальныхъ этикетахъ; но, съ другой стороны, нельзя было обходиться съ людьми откровенне и дружелюбне въ частной жизни.
Вотъ примръ, какъ онъ мало чинился съ особами, которыхъ даже совсмъ не зналъ. Находясь въ Париж, онъ хотлъ видть заведеніе Сенъ-Сиръ для воспитанія дворянскихъ двицъ и основательницу онаго госпожу Ментенонъ, которая нкогда управляла Людовикомъ XIV и всею Франціею и въ то время проводила послдніе годы своей жизни въ сей обители покоя. — Ему сказали, что г-жа Ментенонъ почла бы за счастіе видть его, но что она лежитъ больная и потому не можетъ принимать никакихъ посщеній. «Это не мшаетъ», отвчалъ государь: «я ей не буду въ тягость; мн надобно ее видть; она много принесла услугъ королю и Франціи, хотя, увлекаясь суевріемъ и длала глупости, гнавъ протестантовъ». Съ сими словами похалъ онъ въ Сенъ-Сиръ, вошелъ, не сказавшись, въ комнату Ментенонъ, отдернулъ занавсы ея кровати, дружески поклонился больной и, свъ на постель у ногъ ея, «извините», сказалъ онъ ей, «что я пріхалъ не во время и, можетъ быть, не соблюлъ всхъ формъ приличія, являясь къ вамъ; но я прибылъ въ вашъ край, чтобъ видть все замчательное въ Париж и въ Версал: въ такомъ случа могъ ли ухать изъ Франціи, не заявивъ вамъ моего уваженія». Засимъ, не давъ ей отвчать и не спуская съ нея глазъ, спросилъ у нея, чмъ она нездорова? «Болзнь моя есть старость», отвчала встревоженная Ментенонъ слабымъ голосомъ. — «Мы вс рано или поздно потерпимъ отъ нея», сказалъ монархъ, всталъ, пожелалъ ей выздоровленія и, поклонившись, вышелъ вонъ.
Въ Петербург царь былъ то же, что отецъ въ большомъ семейств. Онъ крестилъ у однихъ, при чемъ родильницамъ давалъ на зубокъ, при поцлу въ голову, по рублю серебромъ; пировалъ съ другими; плясалъ на свадьб у такого-то и ходилъ за гробомъ у иного. Случалось ли ему имть къ кому-нибудь дло, вельмож, купцу или ремесленнику, онъ часто, взявъ съ собою камышовую трость съ набалдашникомъ изъ слоновой кости, боле извстную подъ именемъ дубинки, отправлялся къ нему запросто пшкомъ, и если находилъ хозяина за обдомъ, то безъ чиновъ садился за столъ; приказывалъ подавать себ то же, что подносили другимъ, толковалъ съ мужемъ, шутилъ съ женою, заставлялъ при себ читать и писать дтей, требуя, чтобъ обходились съ нимъ безъ чиновъ. Онъ былъ весьма пріятенъ въ обществ, въ немногихъ словахъ говорилъ много и любилъ изъясняться аллегоріями. Считалъ Эзопа однимъ изъ величайшихъ философовъ въ свт и часто, въ отвтъ на длинныя разсужденія, прочитывалъ одну изъ его басенъ. Отправляясь въ походъ противъ турокъ въ 1711 году, просилъ онъ содйствія у римскаго императора Карла VI, который подавалъ въ томъ надежду царю, но не общалъ ничего положительнаго. Когда походъ подъ Прутомъ былъ конченъ, императорскій посолъ встртилъ Петра въ одномъ мстечк въ Польш, поздравляя его отъ имени своего государя съ тмъ, что онъ такъ счастливо избавился отъ опасности. Петръ, выслушавъ посланника весьма хладнокровно, спросилъ у него, знаетъ ли онъ по-латыни, и, посл утвердительнаго отвта, взялъ со стола Эзопа, пріискалъ ему басню о козл и лисиц, сошедшихся у колодца, подалъ се посланнику и, сказавъ ему: «теперь желаю вамъ доброй ночи», вышелъ изъ комнаты. — Часто видали его на улицахъ идущимъ подъ руку съ честнымъ фабрикантомъ или иноземнымъ матросомъ; иногда бродящимъ въ толп, прислушиваясь къ молв народной.
Но, обращаясь открыто со всми, онъ того же требовалъ отъ всхъ для себя, и худо тому, кто задумалъ бы въ разговорахъ или поступкахъ съ нимъ позволить себ малйшую ложь. «За признаніе — прощеніе; за утайку нтъ помилованія», повторялъ онъ часто: «лучше грхъ явный, нежели тайный».
Онъ любилъ правду, даже и въ такихъ случаяхъ, когда она могла бы другому показаться оскорбительною, и радовался, слушая въ 1697 году въ англійскомъ парламент пренія оппозиціи и министровъ. «Усматривающій вредъ и придумывающій добро объявлять можетъ мн прямо, безъ боязни; полезное слушать я радъ и отъ послдняго; руки, ноги и языкъ не скованы, а доступъ до меня свободенъ». Такъ говорилъ онъ не разъ своимъ приближеннымъ. «Князь Яковъ въ Сенат», отзывался онъ о Долгоруков, «прямой помощникъ. Онъ судитъ дльно и мн не потакаетъ; безъ краснобайства ржетъ прямо правду, не смотря на лицо». Случалось иногда, что въ пылу гнва, увлеченный пламеннымъ характеромъ, Петръ обнаруживалъ негодованіе противу тхъ, которые безъ покрова открывали ему истину; но зато какое раскаяніе показывалъ онъ посл, какъ щедро награждалъ потерпвшихъ въ такомъ случа отъ его горячности? Я могъ бы насказать множества тому примровъ; приведу одинъ. «Ты хочешь истребить лихоимство, пишешь приказы, наказываешь корыстолюбцевъ, а самъ берешь взятки», говорилъ Петру Ив. Ив. Бутурлинъ, когда, воротившись изъ второго путешествія по чужимъ краямъ, онъ повеллъ изслдовать неустройства, случившіяся въ его отсутствіе. Государь весь измнился въ лиц. «Не гнвайся, а слушай дале», продолжалъ Бутурлинъ. «Когда мы хали черезъ Тверь, мн отвели квартиру въ дом какой-то купчихи. За столомъ входитъ въ комнату староста и требуетъ сто рублей въ счетъ суммы, которую городъ опредлилъ поднести теб въ подарокъ. Не имя денегъ, она проситъ подождать; но староста настаиваетъ: или тотчасъ деньги, или въ тюрьму. Она отдаетъ съ себя жемчугъ; но онъ остается при своемъ требованіи, и бдняжку, врно, отвели бы, когда бы я не ссудилъ ее своими. Вотъ теб добровольный подарокъ». — Петръ обнялъ Бутурлина, одарилъ его, веллъ возвратить взятыя деньги и принялъ мры, чтобъ впредь не случалось боле подобныхъ безпорядковъ.