Нравы русских при Петре Великом

Корнилович Александр Осипович

Императрица Анна любила русскую пляску. Ежегодно на маслениц приглашали ко двору унтеръ-офицеровъ гвардіи съ ихъ женами, которыя плясали по-русски. Придворные и даже члены императорской фамиліи принимали участіе въ этомъ народномъ увеселеніи.

Во времена Елисаветы Петровны балы русскаго двора славились во всей Европ. Извстный балетмейстеръ Ланде говаривалъ, что нигд не танцевали менуэта съ большею выразительностію и приличіемъ, какъ въ Россіи. Это тмъ вроятне, что сама государыня танцовала превосходно, и особенно отличалась въ менуэт и въ русской пляск. При ней же завелись и маскарадные балы, вмсто бывшихъ при Петр I масленичныхъ маскарадовъ, которые ограничивались однимъ катаньемъ въ саняхъ. Катанья вошли въ придворный церемоніалъ, но безъ масокъ, а вмсто того имвшіе пріздъ ко двору прізжали, маскированные, танцовать въ опредленные дни во дворецъ. Въ новый годъ вс мужчины являлись въ женскомъ, а дамы въ мужскомъ платьяхъ безъ масокъ. Мужской нарядъ весьма шелъ къ лицу императриц Елисавет Петровн. Однажды, помнится 1 января 1752 года, на одномъ изъ таковыхъ маскарадовъ, великая княгиня Екатерина Алексевна, справедливо удивленная красотою государыни, сказала ей: «Il est tres heureux, Madame, pour nous autres femmes, quo vous n'etes cavalier que pour ce soir: sans cela vous seriez trop dangereuse». — «En ce cas la, Madame, отвчала императрица, cost certainement a Vous la premiere, quo j’aurais adresse mes hommages».

Вотъ вамъ краткій отчетъ о первыхъ балахъ въ Россіи. Остается мн еще упомянуть о нарядахъ, какіе были въ употребленіи у почтенныхъ нашихъ ддушекъ и бабушекъ. Но вы сами не разъ жаловались на втреность моды, а она точно также распространяла непостоянное владычество на прежніе степенные покрои, какъ на ныншнія легкія одежды. Но такъ и быть: чтобъ избжать вашего неудовольствія, постараюсь въ нсколькихъ словахъ схватить нкоторыя эпохи господствовавшаго въ Россіи вкуса въ нарядахъ.

Заимствовавъ у французовъ ассамблеи, мы у нихъ же переняли и бальныя наши платья. Не думайте, чтобъ то были т легкія, эирныя ткани, въ какихъ нын прізжаютъ на балъ наши красавицы. Старики твердятъ, что

въ ихъ время молодежь была степенне ныншняго. Вообще трудно врить старикамъ, обыкновенно хвалящимъ былое, счастливые годы ихъ славы и побдъ, и нарекающимъ на настоящее, когда они принуждены уступать другимъ право плнять и быть любезными; но въ семъ случа едва ли они не правы. Представьте себ женщину, стянутую узкимъ костянымъ кирасомъ, исчезающую въ огромномъ фишбейн, съ башмаками на каблукахъ въ полтора вершка вышины, и танцующаго съ нею мужчину въ алонжевомъ напудренномъ парик, въ широкомъ матерчатомъ шитомъ кафтан, съ стразовыми пряжками въ четверть на тяжелыхъ башмакахъ, и посудите, можетъ ли эта пара кружиться, летать по полу въ экосез съ тою легкостію, съ тою быстротою, какую видимъ нын! Робы длались большею частію изъ одной съ корсетомъ матеріи, съ длинными шлейфами, парчовыя или штофныя, шитыя золотомъ, серебромъ, а иногда унизанныя жемчугомъ и драгоцнными каменьями и обложенныя богатыми кружевами. Головной уборъ былъ также весьма различенъ. Ни надъ чмъ, кажется, мода не тиранствовала столько, сколько надъ волосами: каждый годъ, каждое собраніе то повышали, то понижали прическу, а потому и весьма трудно очертить ее въ нсколькихъ словахъ. Волосы покрывали пудрою, или, оставляй въ природномъ вид, переплетали ихъ брильянтами и жемчугомъ. Вообще пышность въ нарядахъ замняла вкусъ. Дамы не одвались, какъ теперь, по рисунку Грацій, не знали плнительной простоты, въ каждой бездлк блистало тяжелое великолпіе, а не ныншній милый, утонченный вкусъ.

IV. Частная жизнь русскихъ при Петр I.

Частная жизнь людей высшаго общества въ царствованіе Петра I такъ разнообразна, что трудно, невозможно почти дать описанію ея надлежащаго единства, сдлать изъ онаго нчто цлое. Но какъ безъ нея нельзя составить себ яснаго понятія о русскихъ нравахъ того времени, то я ршился помстить здсь нкоторыя черты изъ тогдашней общественной жизни, предоставляя другимъ умножить собранныя мною свднія новыми, и составить изъ нихъ полную картину.

Извстно уже, что Петръ, со вступленіемъ на престолъ, ршился преобразовать наши нравы, и что сіе намреніе усилилось въ немъ съ 1718 года, посл второго путешествія его въ чужіе края. Желаніе произвести сей переворотъ скоре и, если можно, самому видть послдствія онаго, сродное пылкому характеру и безпокойной дятельности сего монарха, не могло не встртить препятствій въ народ полуобразованномъ, свято повиновавшемся обычаямъ старины. Никто не смлъ ясно противостать вол государевой; но большая часть, состоявшая изъ коренныхъ русскихъ вельможъ, исполняя оную по наружности, старались удержать что можно было изъ обыкновеній, въ которыхъ они взросли, которыя получили въ наслдство отъ своихъ отцовъ. Другіе, въ угодность ли монарху, или потому, что понимали высокіе его виды, предупреждали желанія Петра, слдуя совершенно вновь вводимымъ перемнамъ. Сюда принадлежали особы, приближенныя къ царю, или т, кои, бывъ отправлены въ начал его царствованія въ чужіе края, возвратились оттуда съ желаніемъ сблизить насъ съ народами просвщеннйшими и поставить наши общества на европейскую ногу. Оттого-то вы увидите въ частной жизни русскихъ времени Петра I странную пестроту: борьбу стараго съ новымъ, остатки русскихъ обычаевъ съ примсью обыкновеній голландскихъ, французскихъ и англійскихъ; непринужденность въ обращеніи вмст съ мелочнымъ этикетомъ; у однихъ азіатскую пышность, у другихъ благоразумную умренность, не терпящую излишества и не знающую недостатка. Каждая семья представляетъ въ своемъ быту нчто отдльное, сохраняющее свой особый цвтъ. Я изложу вкратц домашнюю жизнь главнйшихъ лицъ въ столиц и потомъ постараюсь схватить нкоторыя черты, которыя, при всемъ разнообразіи нравовъ въ частности, были почти общія у всхъ.

Главою исключительныхъ любителей старины былъ князь едоръ Юрьевичъ Ромодановскій. Связанный съ государемъ узами родства; любимый и уважаемый Алексемъ, еодоромъ и Петромъ за его испытанную врность, любовь къ правд и проницательный, хотя необразованный умъ; занимая въ государств важнйшую должность, онъ въ домашнемъ кругу являлся совершеннымъ русскимъ бояриномъ стариннаго покроя. Онъ одинъ осмлился противостать точной вол Петра касательно перемны въ одежд. Никогда не угождалъ прихотямъ господствовавшей въ его время моды, всегда носилъ русскій кафтанъ, отороченный узенькимъ золотымъ или серебрянымъ позументомъ, и черные усы съ просдью, которые еще въ послдніе годы царствованія Алекся Михайловича украшали его лицо. Обыкновенно грубый въ обращеніи, онъ не перемнялъ онаго ни съ кмъ, и равно принималъ какъ вельможу, такъ и послдняго изъ гражданъ. Никто не смлъ взъхать къ нему на дворъ. Самъ Петръ, навщая князя-кесаря, оставлялъ одноколку свою у тесовыхъ воротъ его и пшкомъ подходилъ къ его дому; никогда не садился въ карет съ нимъ рядомъ, а всегда напереди. Въ обществахъ никто не смлъ ссть передъ нимъ. Приходившіе къ нему, какого бы они званія ни были, должны были прежде поклона хозяину, осушить большой кубокъ простого вина, приправленнаго перцемъ, поднесеннаго на золотомъ блюд ручнымъ медвдемъ. Худо тому, кто вздумалъ бы отказаться! медвдь, упустивъ блюдо, вцплялся въ парикъ или волосы гостя, и до тхъ поръ не давалъ ему покоя, пока сей не соглашался принять чинимаго ему привтствія. Простыя щи, кулебяка съ угремъ, разварная стерлядь и баранья буженина съ чеснокомъ были главными кушаньями его обдовъ. Столтніе меды, пива, настоенныя ягодами, и изрдка мальвазія наполняли золотыя или серебряныя кружки, поставленныя передъ каждымъ приборомъ. Въ осеннее время, когда хлбъ былъ убранъ съ полей, отправлялся онъ изъ Москвы, чтобъ въ окрестностяхъ сей столицы, въ рощахъ, прилежащихъ къ селамъ Коломенскому, Измайлову и дале, потшиться охотою, а особенно соколиною, которую любилъ до страсти. Ни одинъ владтельный князь Германіи, можетъ быть, не показывалъ въ подобныхъ случаяхъ такой пышности, какую являлъ сей русскій вельможа. Въ то время бояре поставляли за славу имть во двор многочисленную челядь: одни содержали домовыя войска, родъ тлохранителей, состоявшія большею частію изъ дворовыхъ людей, одтыхъ въ цвта, находившіеся на гербахъ господъ; другіе имли каждый свой дворъ, составленный изъ бдныхъ дворянъ на жаловань и устроенный у однихъ наподобіе двора древнихъ русскихъ царей, у другихъ по образцу европейскихъ дворовъ. Въ день, назначенный княземъ Ромодановскимъ для охоты, множество ловчихъ, сокольничихъ, подсокольничихъ и поддатней, въ зеленыхъ чекменяхъ съ золотыми или серебряными нашивками, или опушенныхъ иногда соболями, въ красныхъ шараварахъ и желтыхъ сапогахъ, въ длинныхъ по локоть лосиныхъ рукавицахъ и горностаевыхъ шапкахъ, съ перевязями чрезъ плечо, одною изъ серебряной тесьмы, къ которой прившена была обитая бархатомъ лядунка, и другою золотою, на коей вислъ серебряный рогъ, опоясанные ремнями, которые увшены были кольцами, собравшись у воротъ, ждали повелній князя-кесаря. Но данному знаку вызжали они, при звукахъ роговъ, на горскихъ лошадяхъ въ поле: одни, ведя за собою на смычкахъ своры собакъ, другіе, неся на прикрпленныхъ къ пальцамъ стальныхъ кляпышахъ [4] , обвитыхъ серебряною или золотою проволокою, сибирскихъ кречетовъ съ прившенными къ шейкамъ бубенчиками, подъ бархатными клобучками, шитыми серебромъ, золотомъ или разноцвтными шелками. Князь-кесарь приглашалъ обыкновенно многихъ вельможъ для раздленія сей забавы. Онъ самъ вызжалъ на арабскомъ жеребц. Свита его, простиравшаяся иногда до 500 человкъ, вся посажена была на лошадяхъ съ его конюшенъ, большой обозъ со състными припасами и напитками халъ вслдъ. Во время охоты подсокольничіе подавали князю и гостямъ его кляпыши съ кречетами. Собаки напускались для отысканія добычи; едва она подымалась, державшіе на рукахъ кречетовъ снимали съ нихъ клобучки, и громкіе крики одобренія сопровождали сихъ врныхъ охотниковъ, когда, пустившись стрлою на добычу іі поразивъ ее, они, по свисту сокольничаго, возвращались къ своимъ господамъ. Охота оканчивалась сытнымъ обдомъ. Т изъ простыхъ ловчихъ или сокольничихъ, которые имли случай отличиться, удостаивались чести раздлять трапезу князя. За множествомъ блюдъ слдовала общая попойка: большія чаши, наполненныя виномъ, переходили изъ рукъ въ руки, и чмъ ловля была успшне, тмъ пиръ былъ шумне. Таковыя охоты продолжались иногда по нскольку мсяцевъ сряду. Петръ не любилъ сего рода забавъ, но снисходилъ къ прихотямъ свата своего, князя едора Юрьевича.

4

Такъ назывались палочки изъ металла или твердаго дерева, на которыхъ сокольничіе держали кречетовъ.

Сія священная привязанность къ старин оставалась почти наслдственною въ род князей Ромодановскихъ. По смерти князя едора Юрьевича, сынъ его князь Иванъ едоровичъ, принявъ титулъ отца [5] , руководствовался его правилами и въ домашней жизни. То же обращеніе со всми, тоть же этикетъ, т же забавы. Число послдователей Ромодановскаго было многочисленно. Иванъ Ивановичъ Бутурлинъ, Лопухины, Нарышкины и много другихъ вельможъ, которыхъ имена мене извстны, старались по возможности соглашать обычаи предковъ своихъ съ тми, какіе дворъ вводилъ въ употребленіе.

5

Титулъ князя-кесаря, данныя Петромъ князю едору Юрьевичу передъ первымъ отъздомъ его въ чужіе края въ 1697 году.

Графъ едоръ Матвевичъ Апраксинъ, также какъ и князь едоръ Юрьевичъ, былъ сватъ государю и пользовался отличнымъ уваженіемъ Петра. Домъ его въ два этажа, на томъ мст, гд нын Зимній дворецъ, былъ однимъ изъ обширнйшихъ въ Петербург; при ономъ находился большой садъ, извивавшійся по берегу Невы до ныншняго Адмиралтейскаго бульвара. Убранство комната соотвтствовало обширности зданія: везд на стнахъ видны были штофные обои, тяжелые столы съ насчками изъ кости или разноцвтнаго дерева и съ вызолоченными ножками, кресла и стулья съ высокими спинками, обитые рытымъ бархатомъ. Гостепріимство было одною изъ главныхъ добродтелей генералъ-адмирала. Всякій

день, въ 4 часа пополудни, ставились у него для полдника (лтомъ въ аллеяхъ или бесдкахъ сада, зимою въ обширныхъ галлереяхъ дома) столы, одни съ холодными кушаньями, сахарными закусками и плодами на серебряномъ вызолоченномъ сервиз, другіе съ разнаго рода винами. Апраксинъ, отдохнувъ посл обда, приходилъ въ залу, гд ждали его собравшіеся гости. При звукахъ духовой музыки, расположенной въ разныхъ концахъ сада или въ галлереяхъ, гости садились за столы, и начиналась пирушка. Одни уходили, другіе приходили: слуги перемняли блюда и особенно бутылки, и бесда продолжалась до 10 часовъ вечера. По общепринятому въ то время мннію, умнье жить состояло въ томъ, чтобъ хорошо накормить и напоить гостя, въ какое бы время онъ ни пришелъ. Отказываться отъ предлагаемаго хозяиномъ было неучтиво, и молодой человкъ, который не выпивалъ столько, сколько пилъ старшій, показывалъ неуваженіе къ хозяину и ко всмъ присутствовавшимъ. Добрый адмиралъ имлъ особенное дарованіе угощать приходившихъ къ нему: часто видали сего почтеннаго старика съ обнаженною головою, покрытою сдинами, стоящаго на колняхъ передъ упрямымъ гостемъ съ просьбою осушить еще послдній кубокъ. Оттого рдко кто уходилъ отъ него не навесел. Носивъ званіе генералъ-адмирала, графъ Апраксинъ составлялъ, посл Петра, главное лицо при закладк и спускахъ кораблей. Посл закладки императоръ со всею фамиліею и вс присутствовавшіе при церемоніи съзжались къ нему, чтобъ за кубкомъ вина пожелать благополучнаго окончанія начатому длу. Однажды въ 1721 году вздумалъ онъ при подобномъ случа позабавить гостей своихъ травлею. Сія любимая забава прежнихъ нашихъ царей выходила тогда уже изъ обыкновенія, а оттого новость сего явленія привлекла толпы любопытныхъ. На площади передъ графскимъ домомъ, ныншней Дворцовой, построили родъ полукруглаго амфитеатра. — Когда постители собрались въ галлереяхъ адмиральскаго дома, впустили въ ограду дикаго медвдя и льва изъ тхъ, которыхъ посланникъ Волынскій привезъ въ 1714 году изъ Персіи. Началась жестокая борьба: разъяренные зври быстро бросились другъ на друга; поперемнно слышны были то ревъ одного, то рыканіе другого; наконецъ медвдь, изнуривъ противника, началъ брать верхъ; но царь, опасаясь, чтобъ левъ не сдлался жертвою въ сей стычк, приказалъ прекратить травлю. Иногда, въ отсутствіе Петра изъ столицы, генералъ-адмиралъ принималъ въ своемъ дом посланниковъ: бухарскихъ, калмыцкихъ и хивинскихъ. Въ другое время, командуя на кронштадтскомъ рейд флотомъ, давалъ онъ морскіе праздники. Вс снасти судовъ украшались разноцвтными флагами: въ одномъ мст слышны были псельники; въ другомъ звуки духовыхъ инструментовъ; здсь матросы, для забавы съхавшихся изъ Петербурга гостей, ломались, кривлялись и прыгали; тамъ показывали они ловкость свою, бгая по веревкамъ и спускаясь съ мачтъ. Съ наступленіемъ вечера, палуба, мачты, реи и вс снасти были освщены. Богатый ужинъ, состоявшій, какъ обыкновенно, изъ множества блюдъ, ждалъ постителей. При каждомъ тост палили изъ пушекъ, и нердко залпъ изо всхъ орудій, при послднемъ здоровь въ честь основателя Россійскаго флота, заключалъ собраніе. Никто не возвращался домой съ сихъ праздниковъ въ тотъ же день. Генералъ-адмиралъ поставлялъ въ томъ славу, чтобъ хорошо угостить дорогихъ своихъ постителей, которые расходились не прежде, какъ при выстрл пушки, возвщавшей на другой день утреннюю зарю.

Между боярами, способствовавшими Петру къ преобразованію россійскихъ нравовъ, первое мсто занимаетъ фельдмаршалъ Борисъ Петровичъ Шереметевъ. Еще въ малолтств Петра употребляемъ онъ былъ въ заграничныхъ посольствахъ. По окончаніи азовскаго похода, въ которомъ явилъ онъ въ себ будущаго героя подъ Полтавой, Шереметевъ, восхищенный устройствомъ виднныхъ имъ странъ, ршился постить ихъ снова, и въ то время, когда Петръ, съ топоромъ въ рукахъ строилъ суда на Заандамской верфи, ближній бояринъ его искалъ просвщенія на противоположномъ конц Европы. Онъ видлъ Вну и пышный дворъ Леопольда, богатую Венецію и дожа ея во всемъ его великолпіи, величественный Римъ съ его развалинами и, наконецъ, Мальту, коей воинственные рыцари приняли его въ число своихъ собратій. Возвратившись въ отечество, онъ первый подалъ собою примръ той утонченности въ нравахъ, того приличія, которыя посл старался распространить между своими соотечественниками. Первый изъ русскихъ явился передъ Петромъ во французскомъ кафтан съ мальтійскимъ крестомъ на груди и въ осыпанной брильянтами шпаг, подаренной ему императоромъ Леопольдомъ. Онъ любилъ пышность, но не азіатскую, не ту, которая безъ нужды слпитъ глаза, распространяясь на все безъ разбора. Домъ фельдмаршала на Фонтанк, противъ Лтняго сада, былъ прибжищемъ для всхъ неимущихъ: за столъ его, на которомъ не ставилось мене 50 приборовъ, даже въ походное время, садился всякій, званый и незваный, знакомый и незнакомый, и только съ условіемъ, чтобъ не чиниться передъ хозяиномъ. Обды его, приготовленные лучшимъ образомъ, не обращались никогда въ шумные пиры: фельдмаршалъ ненавидлъ излишество и не любилъ бесдъ, въ то время обыкновенныхъ, въ которыхъ кубки съ виномъ играли главную роль. Самъ Петръ столько уважалъ его, что никогда не принуждалъ пить, и во время праздниковъ государевыхъ, Шереметевъ и князь Михаилъ Михаиловичъ Голицынъ одни освобождены были отъ наказанія, состоявшаго въ осушеніи кубковъ большого орла. Общество его состояло изъ людей самыхъ образованныхъ: генералъ-фельдцейхмейстера Брюса, англійскаго посланника лорда Витворта, прусскаго Мардефельда и другихъ иностранныхъ министровъ и ученыхъ, находившихся тогда въ Россіи, и, несмотря на малое просвщеніе того времени, молодые люди считали за честь и славу, если могли попасть въ вечернія собранія фельдмаршала. Не было, можетъ быть, человка вжливе и ласкове въ обращеніи. Часто, разъзжая по Москв, окруженный множествомъ скороходовъ, бгуновъ и домовыми войсками, останавливался онъ на улиц и выходилъ изъ кареты, чтобъ подать руку старому сослуживцу. Послдніе годы жизни своей посвятилъ онъ благотворительности. Онъ умеръ въ 1719 году, любимый войскомъ и народомъ. Петръ уважалъ его чрезвычайно, называлъ его своимъ Баярдомъ и Тюреннемъ, всегда встрчалъ и провожалъ его до двери своего кабинета, и поставилъ бы ему монументъ въ Невскомъ монастыр,если бъ смерть не помшала государю въ исполненіи сего намренія.

Но никто изъ приближенныхъ къ особ Петра не жилъ великолпне любимца его, князя Меншикова. Зная, что государь, сохранявшій простоту во всемъ, лично до него касавшемся, любилъ, вышедъ изъ частнаго быту, окружать себя блескомъ, Меншиковъ, въ угодность ли монарху, или по собственной склонности, показывалъ въ частной жизни пышность, соотвтственную высокому званію владтельнаго князя ижорскаго и ингерманландскаго. Онъ имлъ своихъ камергеровъ, камеръ-юнкеровъ и пажей. Домъ его на Васильевскомъ острову, на самомъ берегу Невы, тамъ, гд нын 1 кадетскій корпусъ, былъ въ тогдашнее время обширнйшимъ и красивйшимъ зданіемъ въ Петербург. Обои штофные и гобеленовые, подаренные Петру I въ Париж, большіе бронзовые часы съ боемъ и курантами, люстра изъ цвтного хрусталя съ золотыми или серебряными втвями, большія венеціанскія зеркала въ зеркальныхъ рамахъ съ позолоченными обручиками, столы на толстыхъ, вызолоченныхъ ножкахъ съ выкладками изъ разноцвтнаго дерева, представлявшими всякаго рода зврей и птицъ, диваны и стулья, обитые шелковыми тканями, съ высокими спинками, на которыхъ изображенъ былъ гербъ хозяина съ княжескою короною, и персидскіе ковры на полу — служили украшеніемъ комнатъ. За домомъ простирался обширный садъ, лучшій въ Петербург посл царскаго, съ оранжереями, сараями фруктовыхъ деревьевъ, птичниками и небольшимъ звринцемъ. Въ первые годы пребыванія своего въ Петербург Петръ часто давалъ въ семъ дом жителямъ столицы пиры, на которые отпускалъ князю по тысяч рублей. Иногда принималъ здсь иностранныхъ пословъ въ устроенной для сего нарочно тронной зал, подл которой была гардеробная государя. Онъ прізжалъ къ Меншикову запросто: передъ началомъ аудіенціи выходилъ изъ гардеробной въ тронную въ парадномъ кафтан, и по окончаніи оной, сбросивъ тягостную для себя церемоніальную одежду, уходилъ отъ своего любимца. Роскошные праздники князя Меншикова боле всего походили на европейскіе. Князь, столько способствовавшій Петру I въ произведенныхъ имъ перемнахъ, поставлялъ въ томъ славу, чтобъ сколько возможно приблизиться къ обычаямъ, какіе въ то время наблюдаемы были при образованнйшихъ дворахъ Европы: ибо зналъ, что ничмъ лучше не угодишь Петру. Гости прізжали къ нему въ лодкахъ: на берегу рки, у крыльца, на лстниц и у всхъ дверей встрчали ихъ, при звук трубъ и литавръ, пажи, камеръ-юнкеры и камергеры князева двора, въ синихъ мундирахъ, шитыхъ золотомъ, въ башмакахъ съ золотыми пряжками и въ цвтныхъ шелковыхъ чулкахъ съ золотыми или серебряными стрлками. Обды его, приготовленные лучшими выписанными изъ Парижа поварами, состояли иногда изъ 200 блюдъ и подавались на золотомъ сервиз: погреба наполнены были лучшими винами. Народъ толпился на улицахъ, чтобъ посмотрть на князя, когда онъ въ торжественные дни халъ во дворецъ. Въ тогдашнее время многочисленная услуга и пышность въ экипажахъ составляли необходимость для людей хорошаго тона. Баринъ или барыня не могли выхать изъ дому въ саняхъ ли, или въ карет, безъ того, чтобъ, кром слугъ позади, не имть впереди себя нсколько верховыхъ, которые днемъ разгоняли на улицахъ народъ, а ночью, неся въ рукахъ длинные факелы, указывали и освщали дорогу. Въ большіе праздники любимецъ Петра, перехавъ черезъ Неву на выложенной зеленымъ бархатомъ внутри и раззолоченной снаружи лодк, выходилъ у своей австеріи, находившейся на Исаакіевской площади, тамъ, гд нын Сената. Отсюда начиналось торжественное его шествіе: впереди шли скороходы и служители дома въ богатой ливре, потомъ хали музыканты и пажи верхомъ, въ синихъ суконныхъ и бархатныхъ кафтанахъ съ золотыми позументами по швамъ, за ними самъ князь въ карет, сдланной наподобіе вера, на низкихъ колесахъ, съ золотымъ гербомъ на дверцахъ и большою княжескою короною изъ того же металла на имперіал, и запряженной шестью лошадьми въ убор изъ малиноваго бархата съ золотыми или серебряными украшеніями. По сторонамъ шло по три камеръ-юнкера, изъ коихъ одинъ держался за ручку каретныхъ дверецъ, и наконецъ небольшой отрядъ драгунъ князева полка заключалъ шествіе.

Не буду говорить о гостепріимств Шафирова, въ дом котораго на Петербургской сторон, неподалеку, отъ Сампсоньева моста, была обширнйшая въ Петербург зала, и коего погребъ заключалъ въ себ лучшія вина; о жившемъ подл граф Головкин, коего бережливость обратилась въ пословицу и котораго дочери по образованію, любезности и красот были въ числ первыхъ двицъ въ столиц; объ ученомъ и веселомъ княз Кантемир, коего супруга, урожденная княжна Трубецкая, слыла первою красавицею въ Петербург; о племянниц ея, милой княжн Черкасской; объ Измайлов, посланник нашемъ въ Пекин въ 1720 году, коего домъ былъ весь меблированъ въ китайскомъ вкус; наконецъ о барон Строгонов, на роскошныхъ пирахъ котораго являлось до 20 двицъ, игрою на арф и пніемъ восхищавшихъ зрніе и слухъ постителей. Описаніе ихъ образа жизни наскучитъ однообразіемъ. Перейду къ обыкновеніямъ, которыя были почти общими въ то время всмъ, составлявшимъ высшее общество.