Нуль

Бабенко Виталий Тимофеевич

– Может быть, это все-таки не Альберт? – вдруг сказал Сергей, сам не понимая, почему такая мысль пришла ему в голову.

– Не Альберт? А кто же? – удивился Банкир. – Мы, по-моему, больше никого не вовлекали.

– Не знаю… – промямлил Сергей. – Мало ли какие конфликты могли быть у этих ребят.

– Сейчас я вызову сюда Альберта, и мы всё узнаем, – сказал Банкир.

– А по телефону нельзя спросить?

– Ну как же можно быть таким наивным! – пожурил Сергея Банкир. – Чтобы телефоны коммерческого банка да не прослушивались – это из области ненаучной фантастики.

Банкир мгновенно связался

с Альбертом, и тот сразу пообещал приехать. Появился он, как и в прошлый раз, ровно через тридцать минут. Это время Сергей опять провел в приемной. Любительницы Теофиля Готье за консолью не было – ее рабочий день еще не начался.

Альберт стремительно вошел в приемную, приглашающе кивнул Сергею и, ни на секунду не сбавив скорости, проследовал в кабинет. Сергей втянулся за ним, словно подхваченный кильватерной струей.

В отличие от Банкира Альберт выслушал информацию о «резне Валентинова дня» совершенно невозмутимо – ни один мускул не шевельнулся на красивом холеном лице, ни капельки сочувственного тепла не прибавилось в холодных глазах цвета замороженного шоколада.

– Вы, может быть, мне и не поверите, но я к этому происшествию не имею ни малейшего отношения, – стальным голосом сказал он.

– Как? – переспросил Сергей.

– Повторяю, – сказал Альберт. – Ни малейшего отношения. Это не мы, а чужие. Моя фирма так не работает.

– Значит, вас там не было? – продолжал Сергей задавать глупые вопросы.

– До вас как-то медленно доходит, – тяжело глядя Сергею в глаза, сказал Альберт. – Меня там не было, и никого из моих людей там не было. Нам бы и в голову не пришло ехать в этот мотель. Мы умеем договариваться иначе.

– Но кто же? За что? Почему? Как это объяснить? И что мне теперь делать? – Вопросы, сдерживавшиеся со вчерашнего дня, посыпались из Сергея, как кочаны капусты из прогнившего мешка.

– Отвечаю по порядку, – отчеканил Альберт. – Не знаю. Не знаю. Догадываюсь. Никак. Вам – молчать. Никому ни слова – ни жене, ни коллегам, ни прокурору. Вас там не было, вы ничего не знаете. Найдите способ воздействовать на вашего шофера, чтобы не пикнул нигде. Книгу вашу простреленную лучше сжечь. С нами в контакт больше не вступать. Всё.

– Ты понял? – впервые с момента появления Альберта проронил слово Банкир.

Красные пятна на его лице исчезли, зато кожа приобрела какой-то синеватый оттенок.

– Понял, – ответил Сергей. – Я и так никому не сказал бы. Сам видишь – первым делом сразу к тебе…

– Сможешь разобраться? – обратился Банкир к Альберту.

– Попробую, – ответил тот.

На этом встреча и закончилась.

Сергей во всем выполнил наказы Альберта, даже с Пети взял мужскую клятву молчания и солидарности, поведав ему страшно секретную, красиво сочиненную историю о загадочной любовной связи с женой очень высокопоставленного лица, – во всем, кроме одного.

Он не сжег простреленный томик своих рассказов.

Поразмышляв, куда его можно спрятать, Сергей решил при первой возможности положить его туда же, где лежали бумажный архив «Черной книги» и дискета с копией готового текста, – в свой персональный сейф, который он абонировал в банке «Москва».

Один

умный человек сказал, что страдание обладает иронией, а ирония страдания – «преддверие тайны». Этот человек был Октав Мирбо.

Вот, случилось, что и я, автор этого текста, рождаемого в горячке белых ночей, уподобившись замысловатой личности, которую пытаюсь описать, прибегнул к нарочитому цитированию. Однако цитата в данном случае вполне уместна, потому что связана с излагаемыми событиями не только текстом, но и магией чисел.

Октав Мирбо, французский писатель и критик, родился 16 февраля 1850 года, ровно за сто лет до Сергея. Умер он, по прихоти судьбы, также 16 февраля, но уже 1917 года.

В банк «Москва» Сергей смог поехать только в пятницу, и это было тоже 16 февраля. А дальше случилось то, что можно назвать и иронией страдания, и преддверием тайны (как на то посмотреть): открыв свой персональный сейф, Сергей обнаружил, что он пуст.

Там не было двух толстых папок с материалами «Черной книга». Там не было запечатанного конверта с дискетой. В ящике, предназначенном для хранения драгоценностей, вообще ничего не было, хотя всего лишь три недели назад Сергей собственными руками положил сюда то, что на данном этапе жизни было для него гораздо ценнее любых бриллиантов и изделий из драгоценных металлов.

Кто мог это сделать? И каким образом?

Сергей тупо разглядывал внутренность сейфа и ничего не мог сообразить.

Менеджер банка, приглашенный Сергеем в хранилище, страшно перепутался, но вразумительного ответа, конечно же, дать не смог. «Это ИСКЛЮЧЕНО», – бормотал менеджер, породистый красавец в идеально сшитом темном костюме и фантастически красивом галстуке, хотя вид сейфа красноречиво подтверждал банальную истину, что корнем слова «исключено» является все-таки «ключ», а не «замок».

Между тем ключ от сейфа был только у Сергея, и личный код знал только он один.

Сергей решил пока не возбуждать никаких дел в официальном порядке. Он лишь оставил у управляющего банком заявление о возмутительной пропаже, получил обещание, что будет проведено тщательное внутреннее расследование, и поспешил в свое издательство.

Петя по дороге разглагольствовал о женщинах. Сергей, в отличие от многих мужчин, сторонился разговоров на женскую тему, и Петя знал это, но сейчас, полагая, что их связывает великая тайна закрытой любви, считал себя свободным от запретов. Вообще говоря, насколько Сергей мог судить, Петя был примерным семьянином и в жене своей души не чаял, однако в молодости он слыл отчаянным «ходоком», вот эти похождения и были предметом сегодняшних воспоминаний.

Сергей слушал невпопад. Он был испуган и встревожен необыкновенно. Он смутно ощущал, что нити происшествий последних дней сплетаются, перекручиваясь, в какой-то единый клубок, и если постараться, то можно найти взаимосвязь между интересом чужих людей к «Черной книге», убийством Макарычева, резней в мотеле, пропажей из сейфа, а может быть, даже десятками других, мелких событий, разговоров, обмолвок, посторонних телефонных звонков, которые случаются ежечасно и на которые в повседневной суете, подчиненной главным – а в его случае трагическим – явлениям жизни, не обращаешь внимания. Если постараться…