Нумерат. Число Консула
Шрифт:
Пытка тянулась, как жвачка со вкусом боли, как клейкая смола. Тело маятником балансировало на краю балкона. Назад-вперёд, назад-вперёд… Одно неловкое движение – и Денис сорвётся, отсчитывая метры пустого пространства до земли.
– Потом поймёшь, – отмахнулась тень. – Но Асель от тебя нужно убрать, как можно дальше. Настолько далеко, чтобы она брезговала подходить к тебе ближе, чем на сто шагов. Добиться этого несложно. Вызвать отвращение к человеку, вообще, – самая простая вещь на свете. Люди охотно верят в плохое, и самое главное – распространяют об этом слухи. Втайне каждый мечтает, чтобы другие
– Да пошла ты. Лучше скинь меня с балкона.
– Хм. Пожалуйста. – Тень не шутила. Она никогда не шутит.
Дениса обдало жаром. Пальцы разжались, оставляя единственную возможность удержаться. Центр тяжести медленно сместился, тело пошло вперёд, скользнуло с перекладины балкона и, как свинцовое ядро, полетело вниз. Прямо на шевелящиеся разноцветные узоры улицы.
Отчаянный вдох. Выдоха не вышло – гортань обожгло едким уличным кислородом. Глаза распахнулись. Кажется, даже контактные линзы высохли прямо на глазных яблоках.
Осталась одна эмоция – недоумение: ну, не верилось, что он умрёт вот так…
Глава 2. Шантаж
Писк кардиографа. Это точно писк кардиографа. Аппарат отсчитывает стук сердца, измеряет его биоэлектрическую активность. Пульс.
Если есть пульс – значит живой; если не может шевелиться – значит не слишком здоровый. Скорее всего, Денис – счастливый пациент реанимационной палаты.
Сознание проснулось не до конца, лениво и болезненно ворочалось, но мозг уже принялся анализировать ситуацию, принимая во внимание обрывочные и весьма скудные данные – звуки и ощущения. Только запах почему-то не вписывался в нарисованную картину мира – пахло цветами сирени. Откуда в реанимационной палате сирень? Опять диссонанс. Паззлы не сошлись.
Открыть бы глаза, хоть на секунду.
Но глаза не открывались, слиплись как будто. Голова распадалась на мелкие рубленые части. В груди ссохлось. Сейчас бы залпом выпить литра два воды, чтобы проглотить, наконец, колючий ком, стоящий в горле.
Чей это стон? Неужели его, Дениса? Возникло нестерпимое желание прокашляться, чтобы заглушить собственное неконтролируемое поскуливание. Денис прохрипел что-то, похожее на «х-р-р». В груди тут же треснуло, осколки впились в мембрану лёгких. В уши снова ворвался писк кардиографа. Невыносимый. Пробирал до самых нейронов, порождая волну раздражения.
Денис представил себя распростёртым на койке палаты реанимации, утыканным трубками и иглами капельницы. С пластырями по всему лицу и загипсованной ногой. Но живым.
Если после падения с седьмого этажа, он всё ещё жив, то палата реанимации для Дениса – самый лучший исход из всех возможных.
– Очнись, нумерат, – отчётливо сказали рядом, под левым ухом. – Обычно я никого не тороплю, но время не терпит. К тебе разговор, а времени совсем мало.
Голос знакомый: сухой, дикторский. Только не он. Хоть бы человек с дикторским голосом оказался кем-нибудь другим. Ну, пожалуйста.
Чудовищным усилием воли Денис заставил себя разлепить веки.
Увиденное, мягко говоря, удивило. Да что там удивило – ошарашило, ввергло в ступор и без того угнетённый мозг Дениса. Он медленно моргнул, пребывая в полнейшей растерянности: где кардиограф? Где палата реанимации?
Взгляд уткнулся в звёздное небо. Высокое, бесконечно чёрное, усыпанное миллиардами галактик. Далёкое, недоступное. Только ветер напоминал Денису, что тот не застрял в космосе и не превратился в привидение после собственной смерти, а всё ещё обитает на Земле.
Шумели ветви деревьев, поскрипывали, смешавшись с городским гулом. Стандартным таким: вой сирен, рык моторов внутреннего сгорания, отдалённая музыка, примеси людских разговоров и смеха. Недалеко работал погрузчик, звук заднего хода. Его Денис и принял за писк кардиографа. Действительность кардинально отличалась от той, что предстала в воображении, хотя сейчас он бы многое отдал, чтобы находиться в палате реанимации или витать в космосе, а не здесь торчать.
Кстати, где?
Денис бегло оглядел пространство, не поднимая головы. Он лежал на обычной парковой скамейке. Лопатками ощущалась жёсткая деревянная поверхность. Справа – цветущий куст сирени (ну, конечно: только с сиренью Денис не ошибся). Он покосился налево и вниз – тротуарная плитка ромбиками. А на ней – ноги в начищенных ботинках, чуть выше – брюки со стрелками, ещё выше – подол пальто-шинели.
Денис зажмурился, не желая досматривать человека до макушки. И без того знал, кто пожаловал.
– Здравствуй, нумерат, – произнесли сухо, без оттенка дружелюбия.
Слова приветствия повисли над Денисом укоризненно, требовательно. Впились в тело невидимыми шпорами.
«Какого чёрта тебе надо, Пифагор?» – хотелось бы прорычать в ответ. Максимально неприветливо.
Но Денис молчал. Лежал и молчал, снова закрыв глаза. Словно прикинулся трупом – авось не прикопаются.
– Придётся собраться с мыслями, нумерат. – Пифагор вздохнул. – Придётся открыть глаза. Придётся бороться. И не только за себя. Я знаю, закрывать глаза – твой любимый способ скрыться от действительности, но, увы, он не работает.
– Зачем вы пришли? Что вам надо? – спросил Денис, так и не открыв глаз, не подняв даже головы.
– Как ты не поймёшь, мне от тебя ничего не надо. Надо другим. Я всего лишь связной.
– Кажется, я это уже слышал. Месяц назад. Вы повторяетесь. – Денис поморщился. Волна нервной ярости придала ему сил. Он открыл глаза и резко сел, потом поднялся на ноги. Голова тут же закружилась, да так, что пришлось плюхнуться обратно на скамью, чтобы не свалиться. – Что я вообще в парке делаю? – Денис нахмурился, вспоминая последние секунды падения с балкона. – Это вы меня от смерти спасли?
Он поднял на Пифагора глаза, но лицо старика скрывала тень шляпы. Виден был только гладко выбритый морщинистый подбородок. Тот дёрнулся в усмешке.
– Считаешь, от смерти надо спасать? Некоторые всё бы отдали, чтобы их спасли от жизни. Вот тебя устраивает твоя жизнь?
Денис задумался. Взглянул на левую руку – руку, покрытую темнотой. Иногда он ловил себя на мысли, что однажды хотел бы проснуться и увидеть чистую кожу, а не пульсирующую чёрными сосудами ладонь.
Нет, сейчас жизнь Дениса совсем не устраивала. Ни тень, ни переезд в Питер, ни мерзкое физическое состояние, ни присутствие раздражающе интеллигентного Пифагора, ни последний телефонный разговор с Асель.