Нуониэль. Книга 1

Мутовкин Алексей

Нуониэль нахмурил свои пожелтевшие брови, когда Ломпатри закончил свою речь и улыбнулся.

— Да, да, господин, нуониэль, — продолжил рыцарь, делая ещё глоток из бурдюка, — он возьмёт меня под стражу, будьте в этом уверены. Когда мы с вами встретились впервые — вы этого, конечно же, не помните — ваш меч сразил господина Гастия, подданного короля Девандина, правителя этих земель. Король Девандин, как и я, не верит в человечность сказочных существ, а посему, вину за содеянное повесят именно на меня; ведь я присутствовал там, когда всё произошло. Господин Гвадемальд — честный человек и непременно доложит своему королю о том, что видел в пути Белого Единорога —

подозреваемого в убийстве господина Гастия. А король, в свою очередь, накажет ему, привести меня ко двору на суд. Кто мне поверит, если я скажу, что господина Гастия убило сказочное существо? Однако если я это существо покажу, возможно, мне не отрубят голову в тот же день. Я уверен, что, спроси король у вас — кто виновен в смерти господина Гастия, вы ответили бы правду. Беда в том, что вы и впрямь ничего не помните. Да и говорить, похоже, не скоро научитесь. Поймите меня, господин нуониэль — вы редкое создание в здешних краях. И то, что вы сказочный — это даже доказывать не надо — всё и так видно. А сказочные существа вне закона; и поэтому вас, так или иначе, казнят. Да, да. Вместе со мною или без меня, но казнят. Признаюсь, моё отношение к таким личностям как вы вполне спокойное — я не питаю к вам злобы или отвращения. Но вы не люди — вы не знаете, что такое быть человеком, следовать закону. Вам чужды переживания и страдания людей. Вы не ведаете, что такое выбор совести и, конечно же, понятия не имеете о подлинной чести. Возможно, в вашем обществе есть подобные понятия — по вам видно, что у вас благородные манеры — но всё равно вы никогда не будете поступать по-людски.

Тут Ломпатри замолчал и крепко сжал кулаки.

— До Степков всё шло иначе, — злобно проговорил рыцарь сквозь зубы. — Всё, что меня тогда волновало — как, минуя патрули Девандина, уйти дальше на север. Лучше бы этого помилования короля и вовсе не случилось.

Эти последние слова Ломпатри сказал почти с остервенением. Тогда, в Степках, он обрадовался письму от своего короля до беспамятства, но теперь, видимо, этот потерянный указ сильно его беспокоил. Что-то не уживалось в рыцаре; какие-то силы боролись в его душе за господство, и ни одна из этих сил не хотела отступать.

В палатку заглянул Вандегриф.

— Господин Ломпатри, — обратился он к рыцарю, — парни опять за своё принялись.

И правда — снаружи раздавались раздражённые голоса. Крестьяне, которым не удалось ввечеру растерзать скитальца, снова накинулись на него. Накануне, Ломпатри пришлось изрядно постараться, чтобы Навой не снёс своим топором голову этому человеку. Прошлым вечером рыцаря занимали думы о Наимире. Он понимал: ничего хорошего с этим скитальцем не решить. Оставив Вандегрифа и Закича караулить скитальца, закованного вместе с Акошем под одним из деревьев, Ломпатри отправился пить остатки браги и ночевать.

Утро встретило рыцаря морозным воздухом и замёрзшей землёй, покрытой корочкой тонкого льда, хрустящей под кожаными сапогами. Холод яростно кусался, а оттого, что мягкое снежное одеяло почти полностью растаяло, эти укусы казались ещё болезненней. От снега остался лишь пух, круживший между деревьев, гонимый редкими, но сильными порывами ветра.

— Пригорье, — хмуро заметил Ломпатри, пожав плечами от озноба. К своему хозяину тут же подскочил Воська и накинул на него потёртые шкуры, приговаривая, что всё будет в порядке. Но рыцарь знал, что «в порядке» ничего сегодня не будет. Какой может быть порядок, тут, в глуши, среди диких зверей, бандитов и этого хитрого ветра, норовящего нет-нет, да и продуть тебя до хвори?

Ломпатри

подошёл к центральному костру лагеря, где привязанные к старой сосне ночевали Акош и скиталец. Вокруг пленников стояли четверо крестьян и Вандегриф. Закич сидел у самого огня, держа на прутике ломоть хлеба. Пламя аппетитно лизало недопечённую корочку, из-под которой поднимался влажный пар. От этого кусочка хлеба пахло домом и мирным временем. Приятный аромат перебивал даже постылый запах костра. У рыцаря напрочь исчезло настроение изображать командира.

— Опять за старое? — спросил у собравшихся Ломпатри, укутываясь поглубже в пахнущие сыростью шкуры.

— Дайте нам его! — закричал Навой.

— У нас с ним свои счёты! — поддержал свояка крестьянин Мот.

Молнезар и Еленя ничего не кричали, но смотрели на скитальца с нескрываемым презрением и даже злобой.

— То, что вы все здесь давние знакомые, я ещё вчера понял, — сказал Ломпатри, глядя на аппетитный хлеб Закича. — Теперь давайте всё по порядку.

Крестьяне переглянулись. Затем они отошли от Вандегрифа, который не давал им подойти к скитальцу, и стали перешёптываться. Потом вперёд вышел Мот.

— Давно это произошло, господин Ломпатри, — начал крестьянин. — Еленя ещё в мальцах ходил. Да и Молнезар тоже, поди.

— Уж-то в мальцах! — буркнул Молнезар и тут же схватил подзатыльник от Навоя.

— Когда «громадина» упала, в тот год это случилось, — продолжал Мот. — Жил у нас в Степках парнишка — Йоки звался. Дурной на голову, но зла не помышлял. Так, дурачок местный. Якшался он со всеми. Но дети, они ведь, сами знаете: потешаются над блаженными. А Йоки таким был, да. И только один мальчишка с ним всё по деревне бегал.

Мот кивнул в сторону скитальца.

— Да, да, господин Ломпатри, — продолжал крестьянин. — Все дети, как дети, пожурят простофилю, да пойдут по своим делам. А этот — упаси тебя свет — всё подле Йоки шастал, как ждал чего. А перед тем, как «громадина» у Ельновок упала, нашему Йоки как вожжей под хвост дали! Убёг он тогда, помню. Всей деревней искали, но не нашли. А этот, будь он неладен, — Мот снова кивнул в сторону скитальца, — всё искал его и искал. А потом вернулся, и, говорит, нашёл, и всё, говорит, с ним в порядке. Вот прямо как ваш слуга Воська! Так и говорит: в порядке, мол, всё с Йоки. Да только сам он его сгубил и в лесу закопал! А мы-то лишь опосля смекнули, что это он мига выжидал верного, дабы простодушного ребёнка погубить!

Ломпатри поднял руку, чтобы Мот перестал говорить. Рыцарь сделал глубокий вдох, надул обросшие бородой щёки и стал медленно выпускать воздух, обдумывая, что же ему сказать.

— Ну что, воевода! — ехидно обратился к Ломпатри Закич, — Лиха задача? И ведь не со злобы побить человека хотят, а ради справедливости! Что делать-то с ними? И человека жалко, и им не растолкуешь, что в легенде этой правды с грош!

— А ты говори-говори, да не заговаривайся, — обрушился на Закича крестьянин Мот. — Мы в своей деревне сами хозяева, и решаем дела особливо, без пришлых!

— Как тебя звать, хожалый? — спросил Ломпатри у привязанного под деревом человека в непонятных одеждах.

— Лорни я, — недовольно буркнул тот.

— Лорни из Степков, — задумчиво произнёс рыцарь.

— Не степковый он более! — закричал Навой и ринулся на привязанного пленника, но Вандегриф встал у крестьянина на пути и не допустил избиения.

— Тихо, тихо! — сказал Ломпатри. — Скажи мне, Лорни, что ты здесь делаешь?

— Я живу здесь, в лесу.

Ломпатри с гримасой удивления огляделся.