Нужные вещи (др. перевод)

Кинг Стивен

— Еще со времен моей молодости, — сказал он с грустной улыбкой. — Эх, где она, молодость?!

Однако Китону он показался свежим, как утренний цветок, вот только глаза… они были так налиты кровью, что казалось, будто красный — их естественный цвет.

Вытащив коробку, Гонт положил ее на маленький столик рядом со стулом Китона.

— Я почему обратил на нее внимание, — сказал Китон. — Картинка сильно напоминает Льюистонский ипподром. Я там иногда бываю.

— Любите пощекотать нервишки? — с улыбкой спросил Гонт.

Китон хотел сказать,

что он даже ставок не делает, но передумал. Улыбка была не просто дружелюбной, это была сопереживающаяулыбка, и внезапно он понял, что рядом с ним — собрат по несчастью. Вот ведь как легко ошибиться в человеке! Буквально пару минут назад, пожимая протянутую Гонтом руку, он почувствовал волну отвращения, такого глубокого и сильного, что у него чуть судорога не случилась. В тот момент он подумал, что перед ним — сам Главный Гонитель. В следующий раз надо будет следить за собой, а то так недолго и до паранойи.

— Ну, всякое бывало, — сказал он.

— Стыдно признаться, я тоже, — сказал Гонт. Взгляды их встретились, и Китону показалось, что они поняли друг друга. — Я делал ставки на большинстве ипподромов от Атлантики до Тихого и уверен, что здесь, на коробке, изображен Лонгакр-Парк, в Сан-Диего. Сейчас там уже нет ипподрома, дома строятся на его месте.

— А, — сказал Китон.

— Давайте я вам все-таки покажу содержимое. Вам будет интересно.

Гонт снял крышку с коробки и осторожно вынул жестяную беговую дорожку на платформе длиной около трех футов и шириной фута в полтора. Такие игрушки выпускали во времена китоновского детства — дешевые наборы, сделанные после войны с Японией. Дорожка была точной копией двухмильного оригинала. В ней были прорезаны восемь узких щелей, и восемь узких жестяных лошадей стояли перед линией старта. Все они были припаяны к маленьким жестяным лепесткам, торчавшим из прорезей.

— Ух ты, — воскликнул Китон и улыбнулся. Эта была первая его улыбка за последние несколько недель, и она казалась неуместной на его вечно угрюмом лице.

— Это еще что, — улыбнулся в ответ Гонт. — Эта штука сделана в 1930-м или 1935 году, мистер Китон. Настоящий антиквариат. Но для людей, по-настоящему увлекавшихся скачками, это была не игрушка.

— Нет?

— Нет. Вы знаете, что такое «доска медиума»?

— Конечно. Вы задаете вопросы, а она якобы показывает ответы духов.

— Точно. Так вот, в дни Великой Депрессии было немало лошадников, веривших, что «Выигрышная ставка» — что-то вроде доски медиума для игроков на скачках.

Его глаза снова встретились с глазами Китона — дружеские, улыбающиеся, — и Китон вдруг понял, что не может отвести взгляд, как тогда, в Льюистоне, не смог уйти со скачек до окончания заездов.

— Глупо, правда?

— Ага, — сказал Китон. Но ему эта мысль показалась вовсе не глупой. Она показалась ему абсолютно… абсолютно…

Абсолютно логичной.

Гонт покопался в коробке и вытащил маленький жестяной ключ.

—

Каждый раз побеждают разные лошади. Там, внутри, какой-то механизм со случайным выбором — примитивный, но достаточно эффективный. Вот смотрите.

Он вставил ключ в скважину сбоку платформы и повернул его. Послышались легкие щелчки и скрежет — заводилась пружина. Когда ключ перестал вращаться, Гонт его вынул.

— На кого ставите? — спросил он.

— На пятерку, — ответил Китон. Он склонился над дорожкой, чувствуя, как бьется сердце. Глупо, конечно, — возможно, последнее доказательство его одержимости, — но он почувствовал, как внутри нарастает прежнее возбуждение.

— Отлично, я ставлю на номер шесть. Сделаем ставку? Для интереса?

— Конечно! Сколько?

— Только не деньги, — сказал мистер Гонт. — Время, когда я играл на деньги, давно прошло, мистер Китон. Это самые неинтересные ставки. Скажем так: если выигрывает ваша лошадь, я окажу вам небольшую услугу. На ваш выбор. Если выиграет моя, выокажете мне небольшую услугу.

— А если выиграет какая-то другая, все ставки отменяются?

— Точно. Готовы?

— Всегда готов, — сипло сказал Китон, наклонившись еще ближе к жестяному ипподрому и зажав руки между коленями.

Около стартовой линии была прорезь, из которой торчал маленький металлический рычажок.

— Ну, поехали, — тихо сказал Гонт и опустил рычаг.

Шестерни и пружины под дорожками пришли в движение. Лошади двинулись с места, скользя параллельными курсами. Сначала они шли медленно, покачиваясь взад-вперед и продвигаясь скачками по мере того, как раскручивалась какая-то внутренняя пружина — или пружины, — но уже на первом повороте они начали набирать скорость.

Вперед вырвался номер два, за ним — номер семь, остальные шли позади плотной группой.

— Давай, пятерка! — прошептал Китон. — Давай, жми, жми, сучка!

Словно услышав его, маленький жестяной жеребец вырвался из общей кучи и стал набирать скорость. На середине круга он нагнал семерку. Номер шесть — кандидат Гонта — тоже пошел вперед.

«Выигрышная ставка» подрагивала и трещала. Лицо Китона буквально нависло над ней, как громадная полная луна. На жокея, сидевшего на лошади номер три, упала капелька пота. Если бы это был настоящий человек, промок бы вместе с конем.

На третьем повороте номер семь прибавил и догнал двойку, а пятерка Китона еле держалась. Гонтов шестой номер ее нагонял. Вся четверка с большим отрывом завершила круг, дико вибрируя в своих прорезях.

— Поднажми, глупая сука! — заорал Китон. Он забыл, что это всего лишь кусочки жести, которым придали грубое подобие лошадей. Он забыл, что находится в магазине у человека, которого видит впервые в жизни. Его охватило прежнее возбуждение. Его трясло, как терьера, который преследует крысу. — Давай шевелись! Дави, сука, ДАВИ! Загребай копытами!