Нужный образ
Шрифт:
— Хорошо-хорошо. Он искренен. Согласен.
— Думаю, следовало напомнить это твоим людям.
— Но их не было там ночью. Все, что они знают — это то, что он сын сенатора. Очень богатый. И ничто в Конгрессе.
— Тогда посоветуй им смотреть телевизор.
— Да кто же его не смотрит? — сказал он с кривой улыбкой. — Джош Майклз, Финн, это сила.
— Это еще слабо сказано.
— Скажи, — неожиданно заговорил он, — что я такое слышал о какой-то организации в Лоуренсе?
Теперь была моя очередь соблюдать осторожность.
— Организация? Какая?
— Брось, дружище. Ты же осведомленный
— Это ты у нас самый осведомленный человек, Макс.
— Ваш парень знает об этой организации? — его глаза впились в мои. — Некоторые из моих людей говорят, что Маллади беспокоится.
В политике всегда есть время, когда приходить, и когда уходить. Мне пора было уходить. Макс был на крючке, и я намеревался оставить его там.
— Макс, ты поддержишь нас или нет?
— Да я бы поддержал просто на основании того, что видел в Лоуренсе. — Он пожал плечами. — Но в комитете много и других людей. Некоторые из них просто плюются, услышав имя Шеннон. К тому же, мы маленькая группа, Финн. Ты это знаешь. Перед решением мы должны оглядеться. Что будет, если мы поставим не на ту лошадь? Опять придется четыре года ждать возможности позвонить в Вашингтон. Вы выигрываете, чудесно. Все вас любят. А меня называют Максом Делателем Королей. Но, если мы проиграем, как они назовут меня — Макс Простофиля?
— Мы расходуем деньги, как будто они фальшивые, Макс.
— Разве я не знаю? Но неужели вы думаете, мы сможем использовать средства сенатора в своей кампании? Либералы и болтовня, болтовня. Спросите их о деньгах, и что вы услышите? Слова, слова, слова.
Он глубоко вздохнул.
— В политическом комитете было собрание. Некоторые хотят поддержать Джентайла, другие желают выдвинуть собственного кандидата…
Новость была плохой, и мне стоило огромных усилий не выдать себя голосом.
— Если вы выдвинете своего человека, это будет означать, что вы оттянете триста тысяч голосов. И поражение наверху приведет к тому, что демократы потеряют контроль в Сенате и в конституционном собрании. Будет лучше, Макс, если вы никого не поддержите.
— Сейчас очень много говорят о поддержке Джентайла, — мрачно заметил Макс. — Когда я сказал «нет», они спросили, так кого же другого.
— Ты упомянул имя Келли?
— Один из парней сказал, что я должно быть накурился марихуаны, — и он сердито плеснул в стакан сельтерской. — Ты не можешь винить их, дружище. Когда они спросили: «Что он для нас сделал?» — что я мог ответить?
Он сделал глоток и причмокнул губами, как будто никогда не пил такой вкусной воды, но я видел, что он взвешивает каждое слово.
— Но если у вашего парня есть что-то на Маллади и он возьмется за него, тогда что-нибудь получится.
Он взмахнул рукой.
— Но кто сможет повредить старому вору? Когда у тебя есть машина, дающая голоса, чего им там волноваться в Вашингтоне? Они политики, и они хотят побеждать.
— Многое может случиться в следующие несколько месяцев, Макс. Почему бы тебе не попросить политический комитет придержать решение до конца слушаний? — И я добавил: — Даже с Маллади что-нибудь может случиться, кто знает?
— В делом центре всякое болтают, — заметил он. — Что-то ты учитываешь, над чем-то смеешься. А я слышал историю о Лоуренсе.
Глазами он измерял свою выпивку,
— Ваши люди занялись Маллади?
— Скажем, возможны некоторые сюрпризы.
— Если вы взялись за Маллади, вы взялись за тяжелую работу.
— Я знаю Барни лучше, чем кто-либо, Макс. Он весь стеклянный. — Я не мог не добавить: — Удивлюсь, почему вы, Великие Либералы, не пытались это выяснить.
Макс протестующе замахал рукой.
— Помнишь окружного прокурора, которого мы избрали пять лет назад? Кто был его главной мишенью? Сначала большая пресс-конференция, потом большие заголовки. А потом ничего. Кто будет говорить? Никто. Что делали свидетели, представ перед Большим жюри? Расхваливали Барни Маллади. Конец расследованию. Но Барни Маллади ничего не забыл. Ему потребовался год, чтобы найти человека в прокуратуре, которому до того хотелось стать судьей, что он продал своего босса. Барни в конце концов нашел то, что хотел. Не много. Окружной прокурор рекомендовал, чтобы один старик в деле о мошенничестве получил условный приговор. Но никто не знал, что этот старик был в родстве с боссом профсоюза гравировальщиков, который к тому же был значительным человеком в нашей партии. И так получилось, что у губернатора был законопроект, который ему очень хотелось провести. И кто, по-твоему, мог провести этот законопроект? И что хотел взамен Барни? Отставки прокурора или обвинения были бы переданы в юридический комитет.
— Я всегда удивлялся, почему он ушел в отставку.
— У окружного прокурора давно был больной желчный пузырь. «Ляг в больницу и брось все», посоветовал я. А что я мог сделать? Они взяли нас за горло.
Теперь я знал, что необходимо уходить.
— Ну что же, друг мой, — сказал я, вставая, — скажи этому парню, чтобы смотрел телевизор. Это будет очень интересно.
— Я провожу тебя до Шестой авеню, — неожиданно заявил он. — Сегодня мне все равно страдать, так пусть уж это будет с куском солонины на ржаном хлебе и с соленым огурцом.
Макс понимал, что я знаю, что он на крючке. Я подождал, пока он оденется, потом мы пошли к Шестой авеню. Прогулка была чудесной, не только из-за хорошей погоды, но и потому, что я подцепил на крючок хитрого старого профессионала, и я должен был пользоваться этим. Я умышленно дал ему несколько крошечных самородков, а потом прикинулся наивным и откровенно туповатым. Макс был слишком умен, чтобы выйти из себя; он просто отступал при каждом вопросе, осторожно зондируя почву, потом вновь принимался за вопросы. Когда я оставил его, он знал, что впервые с тех пор, как Барни Маллади взял на себя роль вершителя судеб политиков, против него возможно будет выдвинуто серьезное обвинение.
Я был уверен, оставив его, что проблема столь же тяжело легла в сознание Макса, как кусок солонины в его желудок. Сколько у нас материалов на Маллади, и как далеко мы зайдем в борьбе с ним? И должен ли он, Макс, уговаривать либералов запрыгнуть в наш вагон? Он знал, что если мы уничтожим Маллади или просто основательно расшатаем его организацию, у Келли будет сильный голос на конвенте, и будет очевидно, что мы с симпатией взглянем на либералов, если они присоединятся к нам, когда мы еще формируем свои силы, а не после того, как поле битвы будет покрыто ранеными и умирающими.