Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— Нет.
— Ну вот.
— Она без сознания около получаса провалялась, — негромко напоминает Кирилл Александрович.
И они оба внимательно-изучающе смотрят на меня.
— Ретроградной амнезии не было, — в свою очередь напоминает Степан Германович.
Они переглядываются и снова глядят на меня.
— Я нормально себя чувствую, — сообщаю, скрестив руки на груди.
— Угу, но давай-ка на МРТ все ж сходим, Дарья Владимировна, — предлагает Степан Германович и внезапно подмигивает. — Для успокоения некоторых.
Некоторые
Возражаю я, но, как отрезает Лавров, детскому саду слова не давали.
— Ставлю на переутомление и никакого сотряса.
— Сотряс есть, Стёп.
— Сколько, мальчики?
— Давай на пять косарей.
— Скучно. Предлагаю на бутылку "Инчмоан", девяносто второго.
— А давай. Ань, разбей. Все, Кирюха, ждем с виски в гости.
— Или я вас, — Кирилл Александрович хмыкает.
А я… я в праведном гневе.
Нет, нормально спорить на меня?!
Люди, где ваша совесть?!
Я ж за стенкой сижу, а вы даже дверь толком не закрыли и стены между двумя смежными кабинетами, к вашему сведенью, тонкие.
«Штерн, подожди здесь, — мысленно передразниваю Кирилла Александровича, — нам надо поговорить».
Ага, как же, поговорить.
— А вообще, Кирюха, не дури, — Степан Германович вздыхает, — твоей отличнице отдохнуть надо, отоспаться, а не с монстрами сидеть.
— Вот-вот, Кирилл, — звонко сообщает Анна Вадимовна, она делала мне МРТ и она, как я поняла, жена Степана Германовича. — Забыл, как мы учились?
— Такое забудешь, — Кирилл Александрович фыркает.
— Ну так чего зверствуешь? А ребят к нам привози. Я в отпуск скоро пойду.
— С завтрашнего дня и на месяц, Ань?
— Нет, — Анна Вадимовна замолкает и спрашивает осторожно. — Что Ника…?
И Кирилл Александрович отвечает не сразу, а когда заговаривает, то его голос кажется деревянным, без намека на эмоции.
— Ничего. Вчера звонила, все… сложно.
— Поперло его тоже, будто ближе… — с досадой бросает Степан Германович.
— Стёп, — Анна Вадимовна его обрывает, — мы все всё знаем.
А вот я нет и, пусть это плохо, но мне любопытно: и кто такая Ника, и что сложно, и кого куда поперло, вот только узнать мне это не суждено, в кабинете звенит телефон, а Кирилл Александрович выглядывает ко мне и объявляет, что нам пора.
После катания на ручках нашего Красавчика ехать с ним в машине несколько… неуютно. Все же я не привыкла, что меня носят на руках, тем более преподаватели. Да меня вообще последний раз па таскал от дивана до кровати, когда я упрямо сидела со всеми и отчаянно пыталась не заснуть.
В одиннадцать взрослой быть очень хочется.
И поэтому я смотрю в окно и косые взгляды Кирилла Александровича игнорирую. Что, боится, что я отключусь или меня стошнит на его чистую
Зря, чувствую я себя правда хорошо, даже мигрень прошла и больно только прикасаться к затылку, шишку небольшую я все ж заработала.
— Дарья Владимировна, — негромка окликает Кирилл Александрович, когда мы проезжаем очередную развязку и притормаживаем на светофоре, — я… хотел бы… извиниться.
Че-го?!
Спасибо, Кирилл Александрович, что говорите, когда я сижу, второй раз за день упасть — это перебор.
— Это вы за ставку на диагноз? — я соплю обиженно и даже к нему поворачиваюсь, отрываясь от рассматривания крайнего ряда машин.
— Что? — он с недоумением смотрит на меня, а потом усмехается. — Нет, с чего ты взяла?! Я про детей.
Предполагать второй раз чего там про детей я не рискую, поэтому ограничиваюсь вопросительным поднятием бровей и жду продолжения.
Лавров тяжело вздыхает и, плавно трогаясь на зеленый, неохотно скрипит:
— Ты была права, я ужасный дядя и я не должен был детей оставлять с тобой.
— Вам их жалко стало?
— Ну и это тоже, — меня меряют задумчивым взглядом, — но больше из-за того, что у тебя переутомление, доходящее до потери сознания, и две недели сессии, после которых хоть немного надо отдохнуть, а не с чужими детьми сидеть. Голову ты из-за меня едва не проломила. Прости.
Не только, но разубеждать я его не буду, поэтому только киваю и слушаю дальше.
— В общем, считай, что я все аннулирую и забываю. Ты больше мне ничего не должна.
Кирилл Александрович выруливает на знакомую улицу, и я смотрю на проплывающие мимо вывески магазинов, посмотреть на Лаврова почему-то не могу.
И почему-то завизжать от радости, выплясывая ламбаду, я тоже не могу.
Мечта исполнилась, Дарья Владимировна, а где радость?
— Пей таблетки, спи, больше гуляй на свежем воздухе. Отдыхай, Штерн.
Ну да, тем более таблетки мне он уже заботливо купил и возражения, что сама могу, оборвал одним взглядом.
— А суслики? — я спрашиваю торопливо и хмурюсь, потому что до моего дома осталось два светофора, а мне нужно получить ответ.
— Что, суслики? — Кирилл Александрович удивляется и хмурится.
Смотрит со спокойствием, которое — снова почему-то — жутко раздражает. Или это все от того же переутомления?
Перепады настроения и повышенная раздраженность как раз в перечни симптомов.
— С ними кто будет сидеть? — поясняю терпеливо.
Я ведь помню, что у постоянной няни, Софьи Павловны, сломана нога, три няни до меня не выдержали и недели и единственное агентство — надежное по мнению Лаврова — больше нянь не дает, с улица брать кого попало Кирилл Александрович тоже не может, а соседка, Алла Ильинична, по большой милости на пару часов и уж точно не на постоянной основе готова сидеть с монстрами.