Няня на месяц, или я - студентка меда!
Шрифт:
— Правда, мам, — Димыч корчит смешную рожицу и проводит ребром ладони по шее, — вот тут эти торжества сидят. И это мучительно-утомительно, еще и костюм. Честное слово, я с ней быстрее разведусь, если мне придётся надевать все эти удавки и пиджаки.
Мама качает головой, делает строгое лицо, но подрагивающие уголки губ ее выдают.
Да и не ей требовать пышную свадьбы. Они с па расписались с утра, когда па пришел с дежурства, а мама на него еще не ушла.
— Ладно, молодежь, какие еще требования у вас будут?
— Никаких, — Димыч
— Порадуемся, — па добродушно ухмыляется, но взгляд у него серьезный и Димку еще ждет мужской разговор, — и раз пошла такая пьянка, то у нас с мамой для вас тоже есть новость. Мы улетаем в Карловы Вары. Билеты я уже купил, вылет завтра вечером.
— Надолго? — спрашиваю я.
И с Димкой мы обеспокоенно переглядываемся.
Чехию любит мама, и этой любовью заразила нас всех. Вот только если па решает, перекроив весь график, внезапно улететь отдыхать с ней, то значит ее здоровье ему совсем не нравится.
— На месяц, — мама светится, улыбается и молодеет на глазах от этой улыбки. — Месяц без нас протянете, дети?
Дети — это в первую очередь я, смотрят вопросительно на меня.
И решение я принимаю неожиданно, даю ответ Лёньке, который так и не смогла дать у костра, растеряно пообещав подумать.
— Протянем, тем более я переезжаю к Лёне.
По крайне мере, до конца лета.
Глава 12
Локоть соскальзывает со спинки скамейки, а голова с ладони, и глаза приходится открыть и, вспомнив о монстрах, найти их взглядом.
Суслики в компании других спиногрызов самозабвенно носятся по детской площадке, изредка замирая, размахивая руками и вопя про чай, чай, выручай.
Отлично.
Можно спать дальше.
Я снова закрываю глаза, возвращаю руку на место и, подпирая ей голову, пытаюсь уснуть, когда рядом кто-то плюхается и задорно-звонко вопрошает:
— Что, дети совсем спать не дают? Замучили?
Говорить не хочется, хочется спать, поэтому я отделываюсь согласным мычанием.
Ложным.
Замучили меня не монстры, а второй день, а точнее ночь, совместной жизни с Леонидом Аркадьевичем, ибо переспать, изредка вместе ночуя, и спать вместе на постоянной основе, как говорят в Одессе, две большие разницы. И, если сегодня мне на лицо опять прилетит рука или с меня стянут — МОЕ! Я настояла на раздельных — одеяло, то Аркадий Петрович лишится своего наследника.
Честно.
Я придушу Лёньку подушкой, на которую он тоже пытается заползти, и наконец высплюсь.
— Они такие подвижные в этом возрасте, — вырывая из размышлений, тарахтит тот же голос и давит на психику избытком воодушевления, — глаз да глаз нужен. У меня один, и то вечно что-нибудь творит, а у тебя целых два! Еще шустрые такие, смешные, все вместе и вместе. Молодцы. Правильно воспитываете их, и хорошо, что ты согласилась с ними сидеть…
Последняя фраза пропитана покровительственным одобрением, и я приоткрываю один глаз, дабы посмотреть на
Терпеть таких не могу, и тыканья от посторонних не переношу.
Можете назвать меня высокомерной, но мед неплохо научил, что со всеми на вы и даже между собой в группе, к тому же исключительно по имени-отчеству. Не дай бог при некоторых, старой закалки, преподах друг к другу обратиться по имени или на ты. Лекция по деонтологии обеспечена, поэтому мы привыкли к отчествам и панибратство с не пойми кем вызывает отторжение и желание послать подальше.
Жаль, что желание мое усевшаяся рядом мамаша не замечает, она продолжает бодро щебетать, наклоняясь ко мне, как к лучшей подружке:
— Алла Ильинична хорошая женщина, но, честно говоря, между нами, няня из нее не ахти какая. Твоих она дак вообще ругала постоянно, кричит и кричит, недовольная вечная… Нет, ну оно и понятно, чужие ведь ей, тут со своими-то терпения не хватает, а с чужими и подавно. То ли дело ты, не чужая им, как никак, тетка…
— Тетка?
Ура.
Вставить слово в словесный понос мне удается, и я хмуро разглядываю светлые волосы, собранные в конский хвост, улыбку в тридцать два зуба и светло-голубые рыбьи глаза, горящие запредельным любопытством.
— Ну да, ты ж им тетка, — она соглашается легко и скепсиса с недружелюбным взглядом не замечает, вместо этого хлопает меня по руке и втолковывает, как маленькому ребенку. — Ну ты же с Кириллом встречаешься, значит тетка! У вас с ним все серьезно, да? Ты с племянниками его согласилась сидеть, значит, серьезно! Поженитесь скоро, да? Слушай, — меня пихают, и я отодвигаюсь, поморщившись, — а где их родители? Правда, что мать у них пропала, а отец… — мамаша придвигается, наклоняется еще ближе и шепчет таинственным шепотом, округлив глаза, — а отец, говорят, террорист и бандит?
Я моргаю.
И еще раз.
И не знаю, расхохотаться, все ж послать — простите, деонтология и воспитание, — или еще похлопать глазками, переваривая информацию.
На сие бредни у меня нет адекватной реакции.
И ответа тоже нет.
Точнее есть, но хамить, наверное, все же не стоит. Лавров не оценит.
— Так чего с родителями? — мамаша склоняет голову.
И, пожалуй, я понимаю кого она мне напоминает.
Сорока.
Вот только сорока охотится за блестяшками, а эта за сплетнями. И на сорок злиться бесполезно, и объяснять что-то тоже. Не поймут, сороки глупы.
— Ничего, — я вежливо улыбаюсь, ибо меня отпускает, — а… прощу прощения, как вас зовут? Впрочем, думаю, можно закончить нашу увлекательную беседу без имен. Так вот, личную жизнь я ни с кем не обсуждаю, но так и быть сообщу вам, что родители Яны и Яна уехали по делам, они скоро вернутся, не переживайте. Остальное же, простите, не ваше дело.
Наверное, меня отпускает не до конца, и злость еще клокочет, вырывается, поскольку сорока смотрит все более расширяющими глазами, а мой голос пропитан злобной любезностью.