o 26827bf23e6c9ef9
Шрифт:
Твое
последнее донесение никак нельзя признать удовлетворительным.
Воспользовавшись нашей служебной картотекой, я присмотрел для него
две
соседние церкви. У каждой свои особенности. В одной из них священник
так
долго и старательно разбавлял веру водой, чтобы сделать ее более
доступной
для скептического и трезвомыслящего прихода, что теперь он шокирует
прихожан
неверием, а не они его. Во многих душах он
веру.
Восхитителен и его метод служения. Чтобы избавить мирян от "трудностей", он
многое вычеркнул и теперь, сам того не замечая, все крутится и крутится
по
малому кругу своих любимых пятнадцати песнопений и двадцати чтений, а
мы
можем не бояться, что какая-нибудь истина, доселе незаметная ему и
его
приходу, дойдет до них через Писание. Но, возможно, твой
пациент
недостаточно глуп для этой церкви или пока еще недостаточно глуп.
Во второй церкви служит отец Игл. Людям трудно понять широту
его
взглядов: в один день он почти коммунист, в другой -- недалек от
какого-то
теократического фашизма: в один день он тяготеет к схоластике, но в
другой
вообще готов отрицать человеческий разум; в один день занят
политикой, в
другой -- заявляет, что все государства мира сего "уже осуждены".
Мы,
конечно, видим нить, связующую все это воедино: ненависть. Этот
человек
может проповедовать лишь то, что шокирует, огорчит, озадачит или унизит
его
родных и друзей. Проповедь, приемлемая для них, была бы для него такой
же
пресной, как поэма, которую можно читать вслух. Кроме того, у него
есть
многообещающая черта - нечестность. Мы побуждаем его говорить:
"Церковь
учит, что...", когда в действительности он подразумевает: "Я почти
уверен,
что недавно прочел это у Маритена " или еще у кого-то". Но
должен
предупредить тебя об одном его совершенно фатальном дефекте: он верит. А
это
может все испортить. Однако у обеих этих церквей есть одна общая
хорошая
черта -- он
и тяготеют к группировкам. Я, кажется, уже предупреждал тебя, что, если
твоего подопечного не удается удержать вне церкви, его надо активно
привлечь
к какой-нибудь группировке вокруг нее. Я не имею сейчас в виду
различий в
вероучении -- в этом плане чем он теплохладиее, тем лучше. Творя зло, мы
вовсе не намерены опираться на их догматы. Самая же потеха возникает, когда
удается возбудить ненависть между теми, кто говорит "месса", и теми, кто
говорит "служба",
не способна установить разницу между учениями Хукера и Фомы Аквината
так,
чтобы объяснения вытерпели хотя бы пятиминутную критику. Все
несущественные
детали -- свечи, облачение клира и прочее -- прекрасная почва для
такой
деятельности. Мы уже порядком выветрили из сознания то, чему учил
этот
невыносимый Павел, толкуя о пище и других пустяках, а именно: человек
нещепетильный должен уступать человеку щепетильному. Ты думаешь, люди
понимают, как применять это в жизни? Казалось бы, один преклонит колени
и перекрестится, дабы не смутить своего брата, а другой воздержится
от
этих знаков благочестия, дабы не склонить брата к идолопоклонству. Так
оно и
было бы, если бы не наша неустанная работа. Без нее разница в
обычаях
английских церквей стала бы, чего
доброго, причиной и рассадником милосердия и смирения.
Твой любящий дядя Баламут.
ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ
Мой дорогой Гнусик!
Тот пренебрежительный тон, с которым ты говорил об обжорстве
как
способе ловли душ, обнаруживает лишь твое невежество. Одно из
величайших
достижений последнего столетия -- то, что люди перестали об этом думать.
Во
всей Европе ты вряд ли найдешь хоть одно место, где произносили бы
проповеди
на эту тему, или человека, чья совесть бы этим мучилась. В
значительной
степени мы достигли этого, сосредоточив свои усилия на
чревоугодии
излишества. Насколько мне известно из наших протоколов (а тебе, надеюсь, от
Лизоблюда), мать твоего пациента -- прекрасный тому пример. Она удивилась
бы
(я рассчитываю, что однажды она и впрямь удивится), если бы узнала, что
вся
ее жизнь порабощена этой разновидностью чувственности, а скрыто это от
нее
потому, что ест она мало. Но какое нам дело до количества, если
можно
использовать человеческий желудок и вкус для развития
недовольства,
нетерпимости, немилосердия и эгоизма!
Эта дама в надежных руках. Для официантов и гостеприимных хозяев она
– -
сущий ужас. Она всегда отказывается от того, что ей предлагают, и говорит
с
легким вздохом и полуулыбкой: "Ах что вы, мне ничего не надо, кроме
чашечки
чая, не крепкого, но и не слишком жидкого, и малюсенького