o 26827bf23e6c9ef9

Unknown

Ее

окончательный результат, без сомнения, важен,

однако это дело нашего Низшего Командования. Меня совершенно

не

интересует, сколько людей в Англии убито бомбами.

В каком душевном состоянии они умерли, я могу узнать из

статистики

нашего бюро. Что все они когда-нибудь умрут, я и так знал. Очень тебя

прошу,

занимайся своим делом.

Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ

Мой дорогой Гнусик!

Самое

плохое в том круге, где вращается твой подопечный, то, что

они

только христиане. Разумеется, у всех у них есть и индивидуальные

интересы,

однако связывает их вера. Мы же, если люди становятся верующими, хотим

держать их в том состоянии, которое я называю "христианство и...".

Ты

понимаешь? Христианство и кризис, христианство и новая

психология,

христианство и новое общество, христианство и исцеление верой, христианство

и вегетарианство, христианство и реформа орфографии. Если уж приспичило

быть

христианами, пусть будут христианами с оговоркой. Пусть для них

заменой

самой веры будет какая-нибудь мода с христианской окраской. Тут ты

должен

использовать их ужас

перед старым и неизменным. Ужас, перед старым и неизменным - одна

из

самых ценных страстей, которые нам удалось вы-

растить в человеческих сердцах, неиссякаемый источник ереси в

религии,

безрассудства в советах, неверности в браке, непостоянства в дружбе.

Люди

живут во времени и переживают действительность как ряд

последовательных

происшествий. Поэтому, чтобы много знать о действительности, они

должны

обладать богатым опытом, иными словами, они должны переживать перемены.

Враг сделал перемену приятной, как сделал Он приятным употребление

пищи

(я тебе уже говорил, что в глубине души Он --

гедонист). Но Он не хочет, чтобы перемены, как и еда, стали

самоцелью,

и потому он уравновесил любовь к перемене любовью к постоянству.

Он

умудрился удовлетворить обе потребности даже в сотворенной Им

Вселенной,

соединив постоянство и перемену союзом, который зовется ритмом. Он дает

им

времена года, каждое из которых отлично от предыдущего, однако всякий

год

такое же; скажем, весна всегда воспринимается как обновление и в то же

время

как повторение вечной темы. Он дает им и церковный год: за постом

следуют

праздники, и каждый праздник такой же, как и раньше. Мы выделяем

любовь к

еде для возбуждения обжорства, выделим же и естественную любовь к

переменам,

извращая ее в постоянное

требование нового. Требование это -- всецело

плод

нашей деятельности. Если мы презрим свои обязанности, люди будут не

только

довольны, но и восхищены новизной и привычностью подснежников в эту

весну,

восхода солнца в это утро, елки в это рождество. Все дети, которым мы еще

не

успели привить лучших навыков, совершенно счастливы годовым

кругом игр, где санки сменяют пускание корабликов так же

регулярно,

как осень сменяет лето. Только при помощи наших

неустанных трудов удается поддержать требование

бесконечных,

непрестанных перемен. Это требование ценно во многих отношениях. Во-

первых,

оно притупляет всякое удовольствие, увеличивая при этом жажду

удовольствий

вообще. Удовольствие новизны по природе своей больше, чем что-либо

другое,

подвержено закону "спада при повторении". А получать все новые

удовольствия

– - недешево, так что жажда нового приводит к жадности, краху или к

тому и

другому. И опять-таки, чем необузданней жажда, тем скорее она поглотит

все

невинные источники радости и приведет к тем, которые запрещает Враг.

Вот

так, развивая ужас перед старым и неизменным, мы, например, недавно

сделали

искусство

менее опасным для нас, чем оно прежде было,-- противники разума

среди

поэтов и художников ежедневно измышляют теперь

все новые и новые оргии сладострастия, неразумия, жестокости и

гордыни.

И конечно, жажда нового необходима, когда нам приходится поощрять моды

и

поветрия.

Мода в воззрениях предназначена для того, чтобы отвлечь внимание

людей

от подлинных ценностей. Мы направляем ужас

каждого поколения против тех пороков, от которых опасность

сейчас

меньше всего, одобрение же направляем на добродетель, ближайшую к

тому

пороку, который мы стараемся сделать свойственным времени. Игра состоит

в

том, чтобы они бегали с огнетушителем во время наводнения и переходили на

ту

сторону лодки, которая почти уже под водой. Так, мы вводим в моду

недоверие

к энтузиазму как раз в то время, когда у людей преобладает привязанность

к

благам мира. В следующем столетии, когда мы наделяем их

байроническим

темпераментом и опьяняем "эмоциями", мода направлена против

элементарной

"разумности".

Жестокие времена выставляют охрану против