o 496d70464d44c373
Шрифт:
Может быть, предрасположенность человека к подобному вопросу как
раз и вызывает во мне презрение?
Чтобы было неполезно. У меня такое ощущение, что мозги человеку
даны именно для этого. Чтобы было неполезно. По крайней мере, до того
момента, пока ты не сделаешь некое открытие или ряд открытий –
результат твоих размышлений, и жизнь кардинально изменится.
Идеалистический такой взгляд. Хотя лично я свое открытие еще не сделал,
и
Жить в квартире №44 было весело. Обхохочешься, на какое дно тебя
снесла жизнь, а несмелые оправдания постояльцев (Дэн сказал, что у него
здесь студия, а живет он совершенно в другом месте) на общем фоне
казались еще более уморительными. Я тоже отличился. Твердо решив, ни
с кем не делиться своей странной историей, я придерживался версии,
которая отлично сработала с участковым. Но сам же все испортил.
– Где ты раньше обитал? – спросила как-то Вашингтон.
53
– У меня квартира в Брюсовом переулке.
– А здесь зачем снимаешь?
– Маяковская. Центр, знаешь ли. Очень удобно.
– Брюсов… Брюсов переулок… Что-то очень знакомое.
– Бывшая улица Неждановой.
– ?.. Но это и есть самый центр.
– Да?.. То-то и оно. Самый центр – это куда скучнее, чем просто центр. В
просто центре больше воздуха, чем в центре центра.
– Оставим это.
– Хорошая идея.
С тех пор Вашингтон не стеснялась заговорщически мне подмигивать и
со всей дури хлопать по плечу. Типа мы в одной узде, и я не такой
белоручка, каким стараюсь казаться. Представляю, что она себе
надумала, начитавшись дешевых дамских романов и пошлых детективов.
Но за свою репутацию я не очень беспокоился. Во-первых, потому, что в
квартире №44 это понятие не актуально, и, во-вторых, потому, что,
единожды уйдя в запой, Вашингтон так из него и не вернулась – со времен
погрома, который устроил Борщик, трезвой я ее больше никогда не видел.
Оказалось, что Борщик разгромил только свою комнату, а на кухню в ту
ночь даже не заходил. Звуки погрома распространялись по батареям. Я
пришел к выводу, что изначально у нашей квартиры была другая
планировка – это подтверждали попеременно бетонные и фанерные
стены, легко пропускавшие малейший шум. Порадовавшись своему
открытию, я тут же разочаровался, потому что Борщик решил загладить
свою вину перед любимой страстными ласками и не менее страстным
соитием, а получилось так, что пыхтели они всю ночь у меня над самым
ухом.
А самые большие проблемы, как ни странно, возникали с ритуалом
приема
приравнивалось к военным действиям. Все, кроме нас с Крис, видимо,
ностальгируя по хипповской юности, использовали чужие запасы без
спроса, и через некоторое время Крис отказалась от скоропортящихся
продуктов, а я – от буржуйской привычки пить холодный апельсиновый сок
по утрам – кто-то выпивал его еще ночью.
Крис не сразу сдалась, сначала она придумала оригинальную систему
54
борьбы с подобной наглостью. Заворачивала продукты в отдельные
пакетики и прикрепляла к ним бирку с собственным именем. По
первоначальному замыслу это должно было эффективно влиять на
совесть голодавших или, по крайней мере, отпугивать их множеством
узелков и тем, что при легчайшем прикосновении пакеты громко шуршали.
Не стоит уточнять, что это не сработало, а о полном фиаско
свидетельствовала возникшая на холодильнике записка:
«Кто не понял: где написано «Крис» – это мое. Руками не трогать!»
За ней последовала еще одна записка:
«Я сказала! Мудаки, руки выверну, если засеку!»
Потом еще:
«Майонез мой. Прошу не использовать. Дэн»,
«Вот и жри свой майонез. Борщик»,
«Пошли все на хуй. Больше я ничего в этот холодильник не положу. Крис.»
Вполне в традициях Генри Миллера Крис забыла достать из
холодильника кусок сливочного масла. Он так и поселился в уголке и
омерзительно пованивал сквозь несколько слоев пакета с биркой «Мое!».
А кто же воровал, навсегда осталось загадкой, хотя однажды Вашингтон в
порыве ярости сорвала с пустого холодильника историческую переписку, и
заслужила всеобщее расслабленное подозрение. Красивый жест
Вашингтон сопроводила словами: «Развели тут бардак!».
Продолжением этого конфликта стала проблема мытья посуды. С пеной
у рта, Крис доказывала, что использовать ее посуду и не мыть за собой –
нечестно. Дебаты она вела с Дэном, авторитетом группы молодых людей
из третьей комнаты, как раз и злоупотреблявших чистой посудой, и в этом к
ней присоединился Борщик – еще одна жертва. Крики продолжались
часами с привлечением самых неожиданных аргументов и большей частью
55
в ночное время. Таким образом квартира №44 ни чем не отличалась от
любой коммуналки, и я готов был сойти с ума или моментально поседеть
при одной мысли, что меня заставят в этом участвовать.