o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
честь. Главное – побольше эмоций, чтобы нагляднее было.
Он угрюмо молчал.
– Что, страшно? – спросила она, зажевывая водку огурцом. – А размахивать
кулаками не страшно было? Нет, дружок, раз уж попался, имей мужество
постоять за себя. На войне, поди, так не робел?
– На войне – другое, - возразил он. – Там думать особенно не приходилось.
Перед тобой враг. Или ты его, или… совсем наоборот…
– И тут то же самое, смею тебя уверить! Только мозги
Вот посмотришь, едва ты проявишь напористость, как твой сосед запаникует
и даст попятный. Только с самого первого раза сумей выставить его
обидчиком. По-военному говоря, лучшая оборона – атака. Так, кажется?
– Так, - кивнул Добряков.
– Ну вот и договорились. Давай еще по одной, и я схожу к тебе за вещами.
Они выпили, и Добряков рассказал, что принести из вещей и белья.
– Прими пока ванну, - посоветовала Зина, сворачивая большую
хозяйственную сумку. – И можешь лечь отдохнуть. Кровать знаешь где. Я
скоро буду.
– А Виктор на работе? – настороженно поинтересовался он.
269
– Забыла тебе сказать – Виктор на две недели уехал к отцу на Украину. Так
что располагайся! – и она хлопнула дверным замком.
От перенесенного за сутки у Добрякова жутко разболелась голова. Он стал
под горячий душ и начал тугими струями массировать лоб, затылок, виски.
Такой массаж за несколько минут если не снимал головной боли, то
существенно ослаблял ее. Распарившись и помыв голову, он насухо, до
красноты растерся махровым полотенцем и, не одеваясь, прошел в спальню.
Кровать была застелена чистым бельем, и он с наслаждением вытянулся во
весь рост, нежась на удобном матраце и впитывая приятный запах свежих
простыней.
Щелкнул замок. Он накрылся одеялом и спросил:
– Зина, ты?
– А ты кого-то еще ждешь? – донесся из прихожей ее шутливый голос. – Ой, что сейчас расскажу!
Добряков насторожился и приподнялся в кровати, положив голову на
согнутую в локте руку.
– Видела твоего соседа, - сказала Зина, войдя в спальню и ставя на пол сумку
с вещами.
– Где? - удивился он.
– На старом его месте, на любимом – у киоска. Видел бы ты его рожу. Вся
челюсть в гипсе, едва двигается, а туда же – пивко хлещет!
– Он тебе ничего не сказал?
– Ничего. Только поздоровался. Представляешь? Никогда не здоровался, а тут
глянь-ка! И кампания его вся этак вежливенько со мной раскланялась. Я
270
ничего не сказала, кивнула и мимо прошла, но спиной долго чувствовала их
взгляды. Так что ты становишься популярным. Вишь, как уважать себя
заставил! – улыбнулась она.
–
Единственный дельный там человек – Ермалюк, да и тот дерьмо.
– Это здоровый такой?
– Ну да, заводила ихний. Без него они – мелюзга недоношенная, мразь.
– Тебе до них, точно, дела нет, - согласилась Зина. – Я думаю, ты отныне
прекратишь эту порочную практику – как бомж, хлебать пиво перед пивной
палаткой? Когда можно интеллигентно посидеть дома, побеседовать, поесть
хорошо… Там у нас осталось еще? Выпьем, что ли?
– Я… гм-гм, - откашлялся Добряков.
– Понимаю, неглиже, - рассмеялась Зина. – Ну подползай, халат вон накинь, -
и ушла на кухню.
Потом он вернулся в спальню и снова лег, а Зина отправилась в ванную. Он
слушал, как шелестят струи воды, и чувствовал, как все его тело наполняется
необузданным, диким желанием.
«Что за баба такая? – дивился он. – И хочется-то ее по-особому, не как
остальных! Если и есть счастье, оно, видать, в этом!»
Она вошла – вся раскрасневшаяся, аппетитная, влекущая. Подошла к кровати, призывно посмотрела ему в глаза и легким, рассчитанным движением плеч
скинула на пол яркий халат с шелковыми кистями…
271
* * *
Вторую бутылку они допили уже после того, как отдохнули после
головокружительного секса, наговорив друг дружке нежных слов, надавав
клятвенных обещаний и поверив в них настолько, что все грядущее
представлялось уже в одном только розовом свете. В числе таких обещаний, между прочим, было согласие Добрякова на предложение Зины, которое само
по себе было вполне разумным и с практической точки зрения вполне
подходящим к тем условиям, в которых эти двое пребывали на тот момент,
когда Зина, слегка высвободившись из объятий Добрякова, приподнялась и
загадочно посмотрела ему в глаза. Он томно улыбнулся, но вскоре понял, что
не улыбка подразумевалась ею в качестве реакции на ее взгляд: она смотрела
по-прежнему пристально и цепко, словно пытаясь вползти ему в самую душу
и найти ответ на мучительный вопрос, который никак нельзя было получить
при обычном разговоре. Он занервничал, завозился на постели, лег навзничь
и тупо уставился в потолок, предчувствуя что-то особенное, не из разряда тех
смешков и шепотков, которыми они обменивались еще минуту назад. Лежал
и боялся пошевелиться, а сам все ждал, напряженно и мучительно ждал, что
она скажет, наконец. Это тянулось, как ему показалось, целую вечность, и за