o bdf4013bc3250c39
Шрифт:
275
– Возьмешь меня? Возьмешь? – в перерывах между поцелуями, шептала она.
– Я тебе верной женой буду, таких ты никогда не встречал…
– Тут ты права… не встречал, - увертываясь от ее губ, он пытался ответить. –
У меня в общем-то… и жены никогда не было… В настоящем смысле…
– Будет… будет… увидишь! – дышала она короткими, жгучими словами.
От этих слов ее, от настойчивых, ненасытных поцелуев Добряков снова
почувствовал пробудившееся желание, и
показалось ему ослепительным и не похожим на прежние его желания…
Потом они снова лежали и ждали, пока уляжется дыхание и сердца
заработают в обычном ритме. А когда это произошло, Добряков, под
впечатлением случившегося, дал Зине свое согласие.
Она предложила отметить это событие распитием второй бутылки водки, и он
охотно согласился. Они еще раз, теперь уже вместе, приняли душ и прошли
на кухню. Пили не спеша, чтобы вернее усвоилось, к тому же оба помнили, что завтра с утра Добрякову непременно нужно быть в отделении милиции, у
такой сговорчивой, как ему показалось и как он представил Зине,
следовательши Анны Кирилловны.
15.
Наутро он едва поднялся. Хорошо, Зина растормошила, сам бы ни за что не
проснулся. Кое-как продрал глаза, постарался сосредоточиться и уставил на
нее мутные глаза.
– Ну, чего? – слабо выдавил.
276
– Как чего? – вскинулась она. – Не помнишь уже? Нет, так не пойдет!
Вставай-ка, дорогуша, нам надо, чтобы ты регулярно ходил отмечаться, иначе
нам никакой адвокат не поможет.
Добряков вспомнил, поморщился, перекосил лицо и отмахнулся:
– Да вряд ли надо идти… Я никакой…
– Как не надо? – не унималась Зина. – Еще чего скажешь! Думаешь, я в
порядке? Но иногда надо уметь себя пересиливать. Живо поднимайся! Я вон
чаю крепкого тебе заварила.
– Чаю? – кисло протянул Добряков. – Какой прок-то с него?..
Он медленно сел на кровати, посидел с полминуты, пошарил ногой на полу, нашел тапочки, с трудом сунул в них непослушные ноги и поднялся,
переламываясь всем телом.
– Слушай, а может, просто можно позвонить ей, она ведь телефон дала, - еле
слышно прошептал он, но Зина услышала.
– Ага! И что мы ей скажем? Что наш подследственный за неимением времени
и желания положил на всех большую и толстую штучку? Так, что ли? Тогда, конечно, можешь не ходить, - Зина обиженно надула губы и вышла из
спальни.
– Только тогда больше на меня не рассчитывай, - донесся до него ее
раздраженный голос. – Жалко денег только, теперь адвокат их все равно не
отдаст…
Добряков постоял в растерянности, еще раз прислушался. Тишина. Выдохнув
скопившийся
выливала в стопку остатки водки из почти пустой бутылки.
277
– Ну вот! – взбодрился Добряков. – А то – чаю! Оставишь мне-то немного?
– Да тебе и наливаю! – огрызнулась Зина. – Про себя уж не думаю. Только
прошу – сходи к следователю, иначе плакали мои денежки.
– Только за денежки переживаешь? – неудачно подцепил Добряков.
– Не только! – взвилась Зина, вскочила со стула и метнула на него
воспаленный взгляд. Ей тоже было плохо, но она умела собраться и
пересилить немочь.
– Не только за денежки, как ты говоришь! – бросала она ему в лицо резко и
отрывисто. – Нет! Но если все сорвется, тогда и о тебе придется поплакать, ох
как поплакать! Только не знаю, стану ли я плакать о таком придурке, который
сам за себя постоять не может! Не может даже воспользоваться неплохой
возможностью, просто воспользоваться, ничего не предпринимая!..
– Да что ты разошлась-то? – Добряков попытался смягчить обстановку,
подошел к Зине, обнял ее за плечи и сильным движением опустил на стул.
Потом нагнулся к ней и поцеловал ее в шею, прошептав на ухо: - Я сейчас
пойду, обязательно пойду. Вот только закусить бы… И пойду.
– Закусить! – передразнила Зина, оттолкнула его, встала и открыла
холодильник. – Карбонад будешь?
– Самый раз, - кивнул Добряков. – А у нас ничего больше нету выпить?
– Последнее тебе нацедила, - буркнула Зина, ставя на стол блюдце с
нарезанными розоватыми ломтиками. – Вчера упал прямо посреди кухни,
насилу оттащила тебя до кровати!
– А-а-а… - протянул Добряков. – То-то я смотрю, осталось в бутылке. А сама
не допила?
278
– У меня, в отличие от тебя, есть чувство ответственности. Когда я знаю, что
предстоит серьезное дело, я умею сдерживаться. А ты свою собранность,
видно, порастерял до последнего. Если вообще имел когда-то.
– Ну чего ты, - Добряков снова попытался обнять ее, но она еще резче
оттолкнула его и почти выкрикнула:
– Если не будешь меня слушаться во всем, можешь пропадать! Быть нянькой
неразумному ребенку я не собираюсь! Не хочешь идти – не ходи. Тогда
советую тебе начинать сушить сухари. Килограммчика три наготовь, на
первое время хватит, - она устало опустилась на стул, и замолчала, глядя в
окно.
– Да что ты, наконец? – отшучивался Добряков. – Сказал ведь, что пойду, значит, пойду. Вот щас, щас,- он потянулся к стопке, поднял ее со стола и