О детях и прочей нечисти
Шрифт:
Азамат, впрочем, по-прежнему в сомнениях.
– - Не в обиду будь сказано, но Старейшина, вам не кажется, что Сурлуг несколько, м-м, мягковат для управления городом? Это ведь нужно постоянно что-то требовать от людей, подгонять, оценивать...
– - О, не волнуйся, -- сверкает глазами духовник.
– - Его будут слушаться, как цирковые собачки дрессировщика.
Азамат бормочет что-то про то, конституционно ли использование духовником своих способностей в таких целях, но в итоге смиряется.
– - Ладно, давайте попробуем и посмотрим, как пойдёт.
Ажги-хян играючи снимает
– - Отлично пойдёт!
***
– Точно нормально?
– в пятый раз спрашивает Азамат, вертясь перед зеркалом. Нам сегодня предстоит второй раунд переговоров, теперь уже не при параде, так сказать, без галстука. Муж всё порывался вставиться в чёрную водолазку и псевдокожаную куртку, но на улице, простите, под тридцать градусов, и хотя в ЗС, конечо, везде кондиционеры, желательно добраться туда, не пропотев насквозь. Так что я настояла на бежевой рубашке, и вот теперь вынуждена расхлёбывать последствия.
– Да говорю тебе, всё отлично, - не глядя повторяю я.
– Не веришь мне, иди у мамы спроси, она тебе льстить не будет.
– Да уж, твоя мама как припечатает, я из дому выходить постесняюсь, - усмехается Азамат.
– Ну ладно, буду себя уговаривать, что тебе виднее, как у вас принято в приличные места одеваться. Слушай, ну может, хотя бы белую?
– В белой будешь как официант, - отрезаю я.
– Вот уж вряд ли меня кто примет за официанта, - усмехается Азамат, снова застёгивая верхнюю пуговицу, а потом опять расстёгивая.
– Ладно, часы надену.
– Причём тут часы?..
– недоумеваю я.
– Для отвлечения внимания, - сообщает Азамат со знанием дела.
– Хорошие часы на себя так взгляд притягивают, что человека можно и вовсе не заметить.
С этими словами он открывает ларчик с часами - их там шесть штук, - некоторое время жуёт губу и в итоге останавливает выбор на зелёных под старинную бронзу, с живым экраном, где скачут птички и пролетают стрекозы.
– Занятно, мирно и без кича, - резюмирует он.
– Ну всё, можем идти.
Я отлипаю от игрового планшета, надвигаю сандалии и выхожу, в очередной раз ощущая себя какой-то неправильной женщиной.
Второй раунд переговоров проходит без эксцессов, мы согласуем мелочи и частности - занятие изматывающее, но дающее приятное ощущение выполненной работы и ясных перпекстив. Как я и предполагала, из присутствующих мы оказываемся чуть ли не самыми одетыми -- зээсовцы понимают "неформально" так же буквально, как и остальные хоть сколько-то продвинутые работники офисов на Земле: кто в футболке, кто в шлёпанцах, кто в тамлингских шёлковых шароварах с бубенчиками. В кабинетах не богато мебели, разве только полочка с разномастными буками и планшетами, и полукруг из диванов в центре комнаты, и сидят на них в позе лотос, а кто и просто лежит, закинув ноги на подлокотник. Во все строны из кабинета ведут двери в уединённые помещения и на балконы, где можно отключиться от мира и спокойно поработать, чтобы никто не отвлекал.
Оценив обстановку, Азамат устраивается на ковре, прислонившись к дивану спиной, так что
Насидевшись за день, мы с Азаматом возвращаемся пешком по вечернему городу. От фонарика при входе в ЗС отделяется самодвижущаяся лампочка и повисает над нами в воздухе, освещая тротуар - технологичный способ сэкономить на уличном освещении и заодно снизить световое загрязнение. Из окна дома, мимо которого мы идём, выпадает робот-уборщик, и Азамат подсаживает его обратно, как птенца в гнездо, на радость молодой хозяйке. От уличного кафе дышет холодом - мы случайно зашли за кромку неощутимого термального купола.
Азамат как-то неуверенно поглаживает меня по плечу. Зная, что это неспроста, я накрываю его руку ладонью и смотрю вопросительно.
– Ты ведь вернёшься со мной?
– спрашивает он, якобы между делом.
– А ты как думаешь?
– интересуюсь я, сколько же ещё времени пройдёт, прежде чем он поверит, что я с ним навсегда.
– Думаю, да, - осторожно говорит он.
– А почему?
– отваживаюсь я. Не хватало ещё спугнуть, но любопытство, да...
– Ну, у нас тоже хорошо, - неловко предполагает он.
– И потом, Алэк... Ну и без меня тебе будет грустно.
– Очень, - улыбаюсь я.
– Очень?
– Очень-очень.
Он с улыбкой смотрит мне в глаза.
– Ты меня любишь, - не спрашивает он на моём родном языке, и это так внезапно, откровенно и выразительно, как никогда не бывает на всеобщем.
– Угадал!
– скалюсь я.
– Призовая игра!
Призовая игра заводит нас в тень между домами и несколько замедляет наш путь домой, да ещё потом приходится соображать, как включить обратно летучую лампочку, которую Азамат впопыхах сжал в кулаке, чтобы не светила.
Домой мы доходим несколько помятые, но счастливые.
А дома нас поджидает сюрприз в лице моих бабушки с дедушкой. Как выясняется путём оттаскивания Сашки в сторонку, виновник сложившейся ситуации - Старейшина Унгуц, который сегодня начал свой тур по образовательным учреждениям, и первым же делом попался в лапы бабушке и - как только она разобралась кто перед ней - был приставлен провести два спецсеминара по фольклору и поточную лекцию о муданжской лингвистической школе, а потом ещё поучаствовать в круглом столе о возможной иконичности некоторых символов в мировых алфавитах.
В итоге Старейшина слегка осип и запросил пощады, был доставлен домой на университетской авиетке, но от бабушки не отмотался. Однако здесь за него вступился Ажги-хян, самоотверженно сообщив, что никогда не учил никакие языки. У бабушки произошло переключение инстинктов, и она взялась исправлять его упущение. К нашему приходу Ажгдийдимидин уже умеет читать буквы и может вкратце рассказать о себе, что его невероятно веселит - он то и дело принимается хохотать, сбиваясь посреди слова. Бабушка после дня побед настроена благодушно и ободрительно кивает, сверкая заколкой в высокой причёске.