О грусти этих дней
Шрифт:
И томная мысль - "Бежать!"
28 декабря 1988 г.
Зима
Полудрёмно не вейся, не майся
Ожиданьем в истошной золе!
В разлохмаченном омуте вальса
Бьются искры бенгальских огней.
Прочь сомненья; ушла пора мыслей;
И висит на немом коромысле
Обесструненной скрипки остов.
Снег, как простынь - помятый и белый,
Раскалённый морозом песок,
И плывут по нему каравеллы
Вереницей озябших лесов.
Мёртвой хваткой сцепил ветер уши
И неистовой болью дерёт,
Зыбко зябнут ознобшие души
И врастают под каменный лёд.
6 января 1989 г.
ТЫ ПРАВА, ТЫ, КОНЕЧНО, ПРАВА...
* * *
Ненавижу ту ткань, что крадёт остроту очертаний,
Пересмешливый гомон и долгую слякоть пути.
Я наивен, как Бог, без упрёков и тучных признаний,
Ты невинна, как свет, обещающий быть впереди.
Я боюсь потерять. Это словно становится болью.
Этот круг пустоты, для немого объятия век.
Всё, что может гореть, пересыпано радужной солью,
Что должно умереть, рассыпается в приторный снег.
Это правда, как сон. Я уже выбирать не свободен.
Всё предписано впрок, подытожено, словно печать.
Кто уплатит зарок? Или это подарок Господень?
И развеян порог. Значит, стоило было начать!
Январь 1999 г.
* * *
Ты меня изрыдала до мяса -
Я беру твою плоть, как добычу.
И от пиршества этого пляса
Отрыгается похотью бычьей.
Но разверзлось. Как истово мало.
Я убийца, я деспот, и полно...
Полотняный разлив покрывала
Очень старят морщины и волны.
Рим дрожит за своё семихолмье,
Но не сыщутся ныне квиримы!
В простодушных объятьях перины.
Даже в самом отчаянном скотстве
Не унять злую радость разгула.
Я утешусь изысканным сходством
Моей доли с судьбою Катулла.
Пусть стыдятся искусные боги
Повторенья дряхлеющей пытки.
Для забвенья, в конечном итоге,
Есть пространство и время в избытке.
Ты ж расхлИстни об угол оковы
Да измажь себя падалью густо;
Ну, а после веди меня снова
На Голгофу вселенского буйства.
* * *
Всё закончится явно нелепо.
Мутный жемчуг пьянящей росы
Из бутона бетонного склепа
Выколачивать нет больше сил.
Но уйти от диктата привычки -
Значит сгинуть. Я силюсь понять
В резком воздухе анатомички
Неразъятую телом кровать.
Недомолвок раздутая проза
В многотомный прессуется пласт.
Эта женщина, кроме невроза,
Мне едва ли чего-нибудь даст.
Я не властвую вовсе над нею,
Её губ необъятна листва,
Но в подлунном зверинце роднее
Не отыщется мне существа.
Значит, вновь всё как прежде осталось,
И я даже пугаться готов
Тёмных окон щемящую малость
И обширность удушливых снов.
1990
* * *
Я по-волчьи взбешусь и завою тоскливою нотой
Или вовсе уймусь, подведя безысходно черту.
Всё уходит? И пусть. Мне до этого нету заботы.
Только вялая грусть, словно горечи привкус во рту.
Мне не надобно ждать переливов церковного хора.
Что могу я сказать перед Господом и пред тобой?
Мои губы ласкать жаждут больше, чем верного слова,
Упиваясь, сгорать неуёмным касаньем рукой.
Но развеется бред, страж дремучего древнего танца.