О грусти этих дней
Шрифт:
И в бессилии рву и мечу.
Сочинить бы хоть пару симфоний,
Как Бетховен, - я тоже хочу.
И, залившись потоком кофейным,
Задыхаясь в табачном дыму,
Просидеть пару ночек с Энштейном -
Растемяшить с ним, что там к чему.
И не то чтоб из злого тщеславья
Отмести б всё, что сыро и
Не боясь в подражаньи погрязть.
Где же эта бесценная мера,
Чтоб понять, где алмаз, а где грязь?
Хоть ты тресни - нейдёт мне наука
И в искусстве не видно просвета.
Да, талант - он жестокая штука,
Он ведь так - либо есть, либо нету.
И в отчаяньи, приличья наруша,
Закричу я, безбожно греша:
"Кто здесь дьявол? Продам ему душу!"
Ведь на кой атеисту душа?
За полчаса до конца света
Я не здоров идеями, и демон
С печальным пониманием глядит.
Всё под замком, а у ворот Эдема
Торгуют абрикосами в кредит.
Осталось полчаса до конца света.
Присяжные готовы присягать;
И катится изящная карета,
И в ней расселась чинно Божья мать.
Сынок её давно уже на месте -
Шушукается с судьями: кого
Ему велеть запечь на пасху в тесте,
Кого засунуть по уши в говно.
Моей вы биографии не троньте -
Я чист пока, как новое биде.
Кто ж виноват, что был товарищ Понтий
Пилат сотрудником НКВД?
Поверьте мне: в моём тщедушном тельце
Не так уж много набралось грешков.
Я не "святой", как Троцкий или Ельцин;
Я не тупой, как наш премьер Рыжков.
А посему на сём великом месте
С титанами тягаться мне вотще.
Вы лучше не скупитесь и отвесьте
Мне полкило отборных овощей.
И я пойду дорогой раскалённой;
И будет путь мне тягостен и мил;
И на развилке, где резвятся клёны,
* * *
Надменный шёлк простуженных знамён
Нагую душу кутает в исподнее.
На жизнь в раю кромешном обречён,
Я отлучён от блага преисподней.
К вершинам совершенства бытия
Нас гонят потихоньку, по этапу.
В чём разница: Лубянка ли, гестапо? -
Везде решётки прочного литья.
Заложники гигантских авантюр,
Безликий смрад октябрьской отрыжки,
Мы трупы обесцененных купюр
Упрямо тянем в кошельки-кубышки.
Иллюзий броских потускневший лоск
Не ослепляет. Но имеет бивни!
Безверием растоптан мозг,
Томится впроголодь и гибнет...
18 декабря 1988 г.
* * *
Лукавить ли молитвою пустой
Пред Господом? Упругие сажени
Мы не отмерили, не встали на постой
У вечности. И нам самосожженье
Неведомо. На черновик взялись
Ошибками губить бумаги скатерть.
А набело наш испещрённый лист
Закончился! Куда, как не на паперть,
Молить повременить ещё чуток, -
Так малого ведь жаждет наш рассудок, -
Один глоток, всего один глоток, -
Но безнадёжно пусто в том сосуде...
1 марта 1989 г.
Муз-паёк
Топко гудят баса -
Их перезвон невесел.
Трубные голоса
Бьют над рядами кресел.
Точные, как часы,
Такты. И трубы-дуры
По уши проросли
В линию партитуры.
Не отступясь ни на шаг,
Льются послушно в сердце
Литры культурных благ
И полувзвеси терций.
Дремлет утробно зал,
К музыке непотребен.
Вот кабы залу "За!"
Вскинуть ручистый гребень.