О грусти этих дней
Шрифт:
Мне грустно, но как будто по себе.
Мой силуэт, бесстыдно офицерский,
Ритмично пляшет в замкнутом окне.
08.11.89
Смутное время
Усоп наместник Бога на земле.
На трупе шапочка легла неловко.
Гремят соборы. Зычная торговка
Дерёт с
А в акведуке римском нет воды -
Их управдом десятый век в запое.
И в этом есть какое-то простое
Желанье выйти с вечностью на "ты".
Конклав смущён. Да, папу в кардиналах
Искать не сладко, даже мудрено.
Монахи пьют церковное вино -
Их тешить инквизиция устала.
И в Колизее спешно жгут досье.
Да, шутка ли?
– брак в судопроизводстве!
Доносчикам, в почтительном юродстве,
Раздали по коробке монпасье.
Вот результат - уже масонов ложи
Затеяли вселенский кавардак.
Ну, не со зла, наверное, положим,
Скорей всего от скуки, просто так.
Ужели воля Божья подкачала?
Vox populi - vox Dei - что за бред.
Вот папа даст безбрачия обет
И всё вернёт на прежние начала...
* * *
Высоцкого я с водкой намешал;
И пил и слушал в едком упоеньи
Его хрипящий истово кадык.
Но кто-то за спиною нам мешал
Сполна предаться питию и пенью.
Но мне ль роптать? Ведь я уже привык
Мириться с неудобством взгляда в спину.
На тряпице безделия постель,
И в ней почил мой херувим. Разврата
Не вынес, бедный. Захирел и сгинул.
А музы, напомадясь, на панель
Ушли. Пегас заржал угрюмо матом.
А за окном, всё нарастая, выл
Сирен огней сиреневых шакал,
И плыли звёзды запахом женьшеня,
Не убывал ревущей стаи пыл,
И с репродукции стенной Шагал
Тренировал моё воображенье.
9 февраля 1989 г.
* * *
Не можем мы никак освободиться
От плена струн и магии смычка,
А звука разнопряная корица
Бумаги разлинованной воспряла.
Так снимем шляпы, сбросим одеяла -
Не время богохульствовать и спать!
Ах, впрочем, нам мучительны "Ла Скалы"
И как-то больше по сердцу вокзалы,
Милей виолончелей - рёв гудков.
От перетрелей флейт разит зевотой,
И ближе трупной партии фагота
Нам сочный запах собственных носков.
3 апреля 1989 г.
* * *
Эта жизнь - суета. Пусть на нас сэкономят патроны.
От сапёрных лопаток уже не болит голова.
Алый флаг растоптать, но дерьмо, расползаясь по тронам,
Будет снова трепать кровяные свои жернова.
Это место - притон, так не стоит менять декораций.
Нет фанфар, и при том наш суфлёр, как индюк, пропотел.
Только Гамлет вскричал - "Эй, послушай, любезный Горацио,
Что за старая блажь выводить мудрецов на расстрел?"
Нам не нужно свободы - она, как публичная девка,
Так доступна для всех, только плата уж не по плечу.
Питекантропов рожи застыли у верного древка,
Им за нас стопку водки нальют, ну а прочее - чушь.
1989
* * *
А кто-то, стукнув дверью, выйдет вон,
Не распростившись, не сказав спасибо,
И махом перережет телефон,
Ну ладно, хоть не горло. Встанет либо
Из-за стола. Или шмыгнёт в постель,
И скажет: "Пас", когда игра в разгаре,
И настрочит убогий пасквиль-хмель,
Подагрою ужа - занозной твари.
И всхлипнет свет в его чужом окне,
И за столом его иссякнет ужин,
И кожицею тень по всей длине
Стены сукровится свекольной лужей.
И будет прерван наш триумвират,
Где третий умер и слова в рассрочку.
Подарит мне сорочку, как подстрочник,