О, Мари!
Шрифт:
– Ив, дурочка, хватит склонять имя Мари! Она далеко, притом не в лучшем положении.
– Согласна. Давай выпьем за Мари. Не скрою, Бог ее красотой не обделил. Спасибо ему, что и меня не обидел, хотя все говорят, что я женственнее и обаятельнее. И конечно, я доверчивее, чем твоя любимая Мари. Она ведь такая вежливо-сухая, любого отошьет. Я – нет. Пей, пей, не халтурь! Ты же ее любишь. Знаешь, красота для женщины всё, но нужен еще один крошечный штрих – удача. Сколько парней крутилось вокруг меня, но никто не любил меня так, как ты Мари. Многие хотели завоевать меня, потому что это потешило бы их тщеславие, но я их отвергла, я ведь знаю себе цену. Были и достойные, но не в моем вкусе. Пожалуй, на первых порах,
– Ив, мне кажется, тебе достаточно.
– Подожди, я хочу поднять бокал за твоего французского мальчика, пусть он растет здоровым. Хотя не представляю, как ты будешь с ним общаться, сказки рассказывать? А впрочем, мама переведет. Ну же, я выпила до дна, а ты опять халтуришь? Вот молодец… Давай теперь за наших родителей!
– Хватит, напьешься!
– Ну и что? Может, я так хочу? Нет, прости, я как-то глупо себя веду. От волнения, что ли, или от вина? Помоги мне снять сапоги. Так вот, я повторю: ты щедрый, а щедрость компенсирует все недостатки мужчины, даже то, что он заочно женат и имеет ребенка… Тяни, тяни, они трудно снимаются… Должно быть, ноги отекли от дороги и от жары в доме… Спасибо. Где у тебя душ? Ночнушка и полотенце у меня с собой, я догадалась, что здесь не «Метрополь»…
– Иветка, я побегу на работу, ты пока спи. Завтрак на столе, в холодильнике тоже что-то найдется. Займи себя чем-нибудь, в перерыве заскочу. Если освобожусь пораньше, можем съездить в Москву, если нет – сходим в кино здесь.
– Надеюсь, ты не будешь, как отец Сергий [37] , рубить себе палец или, не дай Бог, что-нибудь еще?
– Нет, дурочка, разумеется, нет. Хотя не скрою – в душе я осуждаю себя за то, что воспользовался твоей доверчивостью, а может, и временным беспомощным состоянием.
– Не смеши, пожалуйста! Приняв твой подарок и приехав к тебе, я знала, зачем и для чего еду. Или ты хочешь, чтобы я разыгрывала перед тобой обманутую девственницу? Ты же мне всегда нравился, если не сказать больше. Поэтому я не осуждаю себя за вчерашнее, это осознанный шаг. Но тем не менее я не хочу строить свое счастье за счет француженки. Неизвестно, как еще распорядится судьба, и кто знает, что у нас впереди? Если у тебя есть сомнения, я уеду. Не беспокойся – собрать вещи, вызвать такси и добраться до Москвы я смогу.
– Не глупи, детка! Я опаздываю на работу.
– Всю ночь ты говорил с Мари. Слов не разобрать, лишь какие-то обрывки, но имя ты произнес четко и много раз. А еще ты плакал. Знаешь… я все-таки не могу быть на вторых ролях. У меня есть достоинство, и я знаю себе цену. Оставлю тебе твои подарки – шубу, шапочку, даже сапоги – и уеду. Мне ничего не нужно!
– Иветка, дорогая моя девочка, перестань! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь. Извини, что обидел! Отдыхай. Вчера у тебя был тяжелый день.
– Ты меня хоть немного любишь?
– Конечно, люблю. Ведь ты такая красивая и такая родная…
– Тогда не ходи на работу. Скажи, что плохо себя чувствуешь.
– Ив, глупышка! Мои сослуживцы – взрослые хмурые дяди, они меня не поймут, особенно после того, как ко мне в гости приехала «двоюродная сестра».
– Ну ладно, тогда задержись, мне еще нужно с тобой серьезно поговорить!
– Погоди. Хоть сообщу, что задерживаюсь…
– Товарищ
Было около часа дня. Я только что пришел к себе в кабинет и начал принимать свидетельские показания, когда раздался звонок от секретаря. Пришлось быстро отправляться к начальству.
– Давид, намечается командировка в Тулу. Создается объединенная группа следователей для расследования одного крупного дела. Обнаружено не менее десятка трупов, речь идет о серийном убийстве. Есть первые задержанные, среди них, к сожалению, военные. Убиты несколько человек из южных республик, в том числе и из вашей. Поэтому в областной прокуратуре вспомнили о вас: свидетели из ваших краев плохо владеют русским, необходим следователь, который знает их родной язык. Вам необходимо за неделю-две закончить находящиеся в производстве дела и отбыть по указанному адресу. С момента прибытия в Тулу вы будете находиться в подчинении военного прокурора Тульской области. Есть вероятность, что назад вас не отправят, закончите службу там или получите новое назначение. Со своей стороны, я направлю в соответствующее управление Главной военной прокуратуры при Генпрокуратуре СССР ходатайство, чтобы вас вернули в Ногинск, если возможно, но результат пока предсказать нельзя. Желаю удачи.
Надо же! Только освоился, и снова куда-то ехать. Не дают спокойно пройти службу. Сейчас даже Ногинск, несмотря на свою серость и неказистость, кажется мне знакомым и близким. Интересно, не застряну ли я в Туле? Расследование убийств, особенно серийных, слишком трудоемкое и долгосрочное дело, оно может затянуться на год, а то и больше. Впрочем, до сих пор мне никто даже внятно не сообщил, каким будет срок моей службы и когда она закончится. А кроме того, Тула – это все-таки не Биробиджан и не Благовещенск, от Москвы не особо далеко: на машине – около четырех часов, на поезде – чуть больше. Плохо, но ничего не поделаешь.
Зазвонил телефон.
– Слушаю.
– С вами говорит полковник Победоносный. Ну как, получил мою посылку? Свежую, тепленькую, в упаковке из норки и каракульчи!
– Рафа! Дорогой ты мой Победоносный, как я рад слышать твой голос! Вот почему я две недели не мог тебя застать! Ты ведь готовил посылку в глубокой тайне, хотел меня ошарашить. Что ж, тебе это удалось! Если честно, я переживал из-за того, что предаю сам знаешь кого. Но… что делать, так сложились обстоятельства.
– Чувства, которые бурлят в твоей французской душе, мне не особо интересны. Меня волнует другой вопрос: ты не обидел девушку? Вел ли ты себя как настоящий мсье? Ведь к тебе приехала кузина, а французы своих кузин ох как не щадят! Каждый третий женат на кузине. Фу, лягушатники! – расхохотался Рафа. – Деньги, как ты понимаешь, законные, мы честно выполнили просьбу твоего московского друга, – продолжал он. – Конечно, не фонтан, но жаловаться грех. Надеюсь, ты не против того, что за шмотки для девочки я отстегнул из твоей доли? Так что пусть угрызения совести тебя не мучают – ты здесь наслаждаешься не задаром, а на свои. И потом, девочка сперва хотела отказаться, но, когда увидела шмотки, чуть в обморок не упала от восторга. То и дело повторяла: «Я знала, что Давид меня любит». Признаюсь, мне даже совестно стало. Чуть не пустил слезу раскаяния. Не обижай красавицу, у нее добрая душа.
– Спасибо, Победоносный, за заботу. Иветта – часть нашей общей жизни. Сколько воспоминаний связано с ней, сколько общих друзей… Никогда не забуду, как отчаянно она старалась спасти меня от армии. Но ты держи язык за зубами, мне бы не хотелось, чтобы слух дошел до Мари. Ей такие удары ни к чему, а я буду себя чувствовать мерзавцем. Вот что, Рафа, мне тут в голову пришла одна мысль, но неудобно тебя просить…
– Валяй, кузен!
– Ты знаешь, что зимой в Париже не так уж тепло, иногда бывает снег…