О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)
Шрифт:
— Я, Маша, жалею о том недоразумении. — Надо же как выразился: — «недоразумении». — Прости, был сильно пьян. Ничего не помню.
И посоветовал, как старший и более опытный товарищ, никогда не добиваться самой любви мужчины. Таких легко доставшихся девушек они не ценят, признался он.
А еще добавил:
— Ты бы фитнесом занялась, что ли…
Бывшая до той роковой страсти пухленькой и розовощекой, девушка после краха ее любовных надежд перестала ходить на занятия, осунулась, потеряла аппетит и желание жить. Когда стало
Так закончилась ее большая, «до гроба», любовь.
В институт Маша вернулась месяц спустя, после того как преподаватель, чуть не ставший причиной смерти юной девы в самом расцвете сил, уехал на длительную стажировку за границу. С глаз долой, из сердца вон.
Постепенно всё забылось, учеба в вузе осталась позади. Машу взяли на работу в банк, в котором, как оказалось, не последним человеком был бывший одноклассник матери. Об услуге его попросила мать на встрече выпускников: мол, дочка получила образование, а устроиться по специальности очень трудно. Так Мария получила место мелкого клерка, мельче которого только технички.
Зарплаты хватало на съем с подругой на двоих маленькой квартирки очень далеко от центра, скромное некалорийное питание и минимум удовольствий в виде редких вылазок в ночные клубы. Большего себе Маша не позволяла, потому что копила на мечту — очередную поездку в Турцию. Побывав там однажды, влюбилась в «заграничный рай» как в того преподавателя — раз и навсегда. Что уж так пленило девушку в далеких от родной Средней полосы краях, было непонятно, но она упорно, почти каждый год, ездила в так любимую ею Турцию.
Когда подруга Аня, предпочитавшая отдыхать дикарем в компании таких же любителей чистого воздуха, прозрачных горных рек и заповедных уголков, подшучивала над Машиной турецкой страстью, та отмахивалась:
— Да что ты понимаешь… Привыкла в своих таежных походах москитов кормить. Ни тебе комфорта, ни сервиса. А там — рай, просто рай…
Аня поддразнивала:
— Так уж и рай? Может, в этом раю тебя ждет какой-нибудь черноусый ангел, а?
— А что, может, и ждет. Знаешь, как они к русским девушкам относятся — на руках готовы носить…
— Ну да, — смеялась подруга, — все удовольствия за наши деньги. Супер-пупер онклюзив — ношение русских девушек на руках включено в оплату!
«Да, — думала Маша, идя по дорожке между деревьев, — теперь неизвестно когда получится поехать в отпуск. Пока найду другую работу, пока пройдет полгода, пока денег накоплю… Черт, и куда меня занесло… Угораздило же заснуть».
Тропинка, по которой Мария углубилась в лесок, уводила ее все дальше и дальше от пустыря. Деревья здесь были старыми, с неохватными стволами и огромными раскидистыми ветвями.
Под ложечкой неприятно засосало, и не только от голода. Маша вдруг поняла, что заблудилась. Ее окружали лишь деревья-исполины и прохладный, холодящий кровь полумрак. Девушка невольно поежилась. Она начинала терять самообладание. Завезли непонятно куда, никого поблизости нет, точно все разом вымерли, да еще и этот причудливый лес.
«Так, — строго сказала себе Маша, — никакой паники. Сейчас двадцать первый век. Век нанотехнологий, Глонасса и… — перебирала она достижения научной мысли, — и коллайдера. Да-да, коллайдера, адронного. А тут какая-то фигня творится. Либо это мне снится, либо я сошла с ума».
Маша ущипнула себя. Черт, больно. Значит, это не сон. А сойти с ума вот так сразу, в один миг? Такое возможно? Нет, и это вряд ли… Надо искать логичных объяснений, решила она. Только было наладилась искать, как неожиданно налетевший ветер принес первые крупные капли дождя, всего через несколько мгновений слившиеся в один сплошной поток. Разверзлись хляби небесные! Вот уж где девушка пожалела, что поленилась вернуться за зонтом. Да и вряд ли он бы спас ее. Ливню хватило нескольких минут, чтобы превратить несчастную заблудившуюся в мокрую курицу.
Мария с детства боялась грозы. Даже находясь дома, она пугалась раскатов грома на улице и сверканья молнии и всегда пряталась под одеяло. А здесь, в темном лесу, одна, не знала, куда спрятаться от громыханья и ярких вспышек. Овладевший ею страх так затуманил голову, что Маша не придумала ничего лучше, как забраться под нижние широкие ветви большущей ели в надежде переждать там непогоду. Но она ярилась, вовсе не думая успокаиваться. Совершенно вымокшая, дрожащая от холода, проклявшая всё на свете, Мария лишь шептала: «Боже, боже мой!.. Помоги мне, Боже!»
Очередной раскат, кажется, разорвал барабанные перепонки девушки, а озарившая следом всё вокруг металлическим светом молния — круглая, как шар, пугающе ослепила. И самое страшное, что она двигалась к девушке — неумолимо, как рок.
Тут уж нежные девичьи нервы не выдержали, и Маша потеряла сознание.
Сколько она пробыла в забытьи — неизвестно, только, когда пришла в себя, всё стихло. В лесу, где совсем недавно бушевал ветер, грохотало и сверкало, а сверху лились тонны воды, вновь воцарилась ничем не нарушаемая тишина.
Маша ощупала себя — вроде цела, только ужасно болит голова, словно сдавленная обручем. А еще, и это напугало девушку больше миновавшей грозы, Мария вдруг поняла, что абсолютно не помнит, как оказалась в этом мрачном лесу, куда шла или ехала и, главное, зачем.
Девушка выползла из-под ели, с трудом встала на ноги. Сильно кружило голову, к горлу подкатывала тошнота. «Возьми себя в руки! Ты сильная, — приказала Маша себе. — Ну, пожалуйста, надо идти, просто идти», — уговаривала она. Идти, но куда?