О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)
Шрифт:
После окончания школы поступила в педагогический, мне дали место в общежитии. Тут я снова узнала, что такое нормальная жизнь. Я ожила, расцвела, дышать стала полной грудью. Может, впервые по-настоящему начала жить. А прошлая жизнь… она вспоминалась как сон, кошмарный, но сон.
На третьем курсе на одном из вечеров в нашем девичьем институте, куда пригласили ребят из технологического, я познакомилась со своим будущим мужем Сергеем. Он тогда уже на пятом курсе был. Любовь, встречи, надежды, планы… Я не жила тогда. Я летала, обнаружив вдруг у себя крылья. Я наслаждалась каждым днем, каждым мгновением. Радовалась всякой малости
Лизины глаза снова посветлели. Она улыбалась. Какая у нее милая улыбка. Удивительная женщина. У нее даже ямочки на впалых щеках откуда ни возьмись обнаружились.
— Мы поженились через полгода. Я сразу забеременела, родился наш первенец, Сашка. Я перешла на заочное, благо учиться оставалось уже немного. Сергей работал, я сидела с Сашкой до полутора лет, училась. Тоже закончила вуз, в школу устроилась. Когда старшему было три года, забеременела снова. Сережка мой радовался: у сына будет младший брат или сестренка. Родился мальчик. Назвали Мишей.
Боже мой, вспоминаю сейчас те годы — как же я была счастлива, счастлива безмерно, безрассудно, непростительно счастлива. Мне казалось, никто до меня не был счастлив так, как я. У меня, в эйфории от счастья, даже предчувствия не возникало, что за это придется платить. И такую большую цену.
Я с непониманием взглянула на Лизу: ну почему же непременно платить?
— Я поняла позже: нельзя быть счастливой просто так, без последствий, без расплаты. Через двенадцать лет этого казавшегося бесконечным счастья наступил этот день расплаты. Мой муж, которому было всего тридцать шесть, умер на работе от инфаркта. Пока приехала скорая, его уже не стало. Вы можете себе представить, чтобы молодой мужчина, казавшийся полным сил, ни разу не пожаловавшийся на сердце, вдруг умирает…
Тогда и я умерла…
Лиза сидела очень ровно, вытянув ноги. Только руки мелко подрагивали и теребили дорожное вафельное полотенце. А слезы катились и катились из ее вмиг потемневших глаз. Они капали на руки, полотенце, но женщина не замечала их, отстранившись, снова уйдя в свое прошлое…
Не выдержала и я. Засморкалась, закашлялась, пытаясь скрыть мокроту в глазах. Женщина, наконец будто очнувшись, отерла лицо платком, достала из сумочки флакончик валокордина. Налила в стакан минералки, накапала, не считая, в него дрожащей рукой лекарство. Выпила. Откинулась на подушку за спиной.
Я, не желая мешать, вышла в коридор и долго стояла там у окна, за которым не было видно ничего. Лишь мерцающие далекие огоньки изредка и ненадолго появлялись где-то далеко, поверх частокола деревьев вдоль дороги, и быстро растворялись в ночи.
Услышанное только что растревожило и разбередило душу. Я понимала боль и страдания этой женщины. Ведь и моя жизнь не протекала как равнинная река — без кипения страстей, ровно и спокойно. Если бы так. Встречались в ней и быстрины, и коварные пороги, и мели… Неудачный брак. Рождение детей, подолгу и часто болевших. Пьянство мужа. Потеря работы. Полунищенское существование. Уход из жизни родителей. Выживание. Проблемы с подросшими сыновьями. Смерть мужа…
Чтобы как-то успокоиться, сходила за свежим чаем.
Лиза сидела все так же и смотрела, как и я несколько минут назад, в темноту за окном. Что она там видела? Своего так рано ушедшего мужа? Себя, овдовевшую совсем молодой и оставшуюся с двумя детьми? Не знаю.
Я предложила чай.
— Я не случайно сказала, что и я умерла тогда вместе с мужем. Он стал за годы нашего брака самым родным, самым близким и любимым человеком. Он стал частью меня, частью моей души. Дети… Да, дети тоже были частью меня. И я их очень любила. И сегодня люблю. И пока жива, буду любить. Но Сережа… Понимаете, я около него отогрелась сердцем, окончательно ожила, стала верить людям, видеть в них хорошее. Рядом с ним и благодаря его любви и заботе я постаралась забыть о своем прошлом. О матери-пьянице, которая в итоге сгорела в собственной постели, уснув с непогашенной сигаретой. О том гаде, которого кто-то убил потом в пьяной драке. Обо всех своих детских обидах забыла. О том, как объедки со стола подбирала. Как соседей стеснялась из-за матери… И мне удалось забыть всё это. Почти удалось.
Лиза открыла сумочку и достала из кошелька небольшую фотографию. Протянула мне. — Это Сережа. Он всегда со мной.
На черно-белом снимке молодой мужчина с ясным и очень открытым взглядом. Какое хорошее лицо! Я молча вернула попутчице фотографию. Она не стала убирать ее обратно в портмоне, и небольшой глянцевый прямоугольник остался лежать на столике, под рукой, которой она его поглаживала.
— Знаете, Лиза, и мой муж умер. Не в тридцать шесть. Но все равно — жить бы да жить еще. Если бы не пьянка…
— А мой Сережка не пил совсем. Ему и в праздник-то хватало стопочки. Он вообще не понимал, как это ради веселья напиваются. Какое уж тогда веселье.
— Это точно. Веселья тут мало. Хорошо хоть сыновья не тянутся к выпивке.
— И мои мальчишки выросли хорошими, добрыми и порядочными ребятами. И в армии оба отслужили, не стали от нее «косить», как теперь водится. Старший, как я уже рассказывала, рано женился, сразу после армии. Но вот так неудачно. Потом, когда уже разошлись, встретилась ему хорошая девушка, добрая такая, славная. Думали пожениться. Да не успели… Умер от сердечного приступа… В двадцать восемь…
Уж лучше бы я…
Когда не стало Саши, я, неверующая, как и всё наше поколение, кажется, впервые обратилась к Богу. За что, спрашивала я его, за что ты наказываешь меня так жестоко? Отчего ты так немилосерден ко мне? Отчего ты забираешь у меня самых дорогих моих и любимых людей? Да, я грешна, как любой человек, пришедший в этот мир. Но не более других. Я никого не убила. Не ограбила, не обманула. Осталась верна мужу и после его смерти. Я была хорошей матерью своим детям. За что же тогда ты меня наказываешь? За что?! Неужели за безверие? Неужели недостаточно просто жить по общечеловеческим заповедям, не творить зла, помогать тем, кому живется хуже, чем тебе… Неужели этого мало?
Знаете, и сегодня я не знаю ответов на эти свои вопросы. Даже сегодня, когда… — недоговорила она.
Снова замолчала, но ненадолго. Словно собравшись с мужеством, произнесла: — Даже сегодня, когда мне осталось так недолго…
Догадка о том, что эта женщина больна, и, возможно, больна неизлечимо, пришла в то же мгновение: вот почему у нее такой нездоровый цвет лица.
— Да, врачи не дают мне больше полугода, может, чуть больше. Сказали, что шанс на выздоровление один на миллион.