О видах на урожай, альфа-самцах и кусочке счастья (сборник)
Шрифт:
Оно, конечно, так: Серость — дама предсказуемая, терпеливая, претензий особых нет, да и фантазий тоже. Может, с ней ему было бы проще…
Прелесть ушла от того Садовника, не в силах больше оставаться с ним. И с той поры жила одна со своими детьми. Ухаживала за ними, за домом. Теперь она, часто грустная и усталая, мало походила на Прелесть, которая в юности так радовалась солнцу, щебету птиц… Лишь одно сохранилось в ней от той, прежней Прелести . Она по-прежнему мечтала. О чуде. Когда мир вдруг снова станет прекрасным. Когда захочется смеяться просто так, оттого что хорошо на душе. А еще потому, что надеялась встретить наконец близкую и родную ее
Наше сказочное Чудо было изрядно потрепано жизнью, да и называлось так фантастично-нереально — Чудо — больше по привычке. Хотя, надо признать, это теперь в Чудо мало кто верил и оно выглядело таким потертым, уставшим, утратившим былой блеск. Но когда-то оно было настоящим — большим, сильным и самым что ни на есть взаправдашним.
Вообще, к слову сказать, Чудо было то еще, с характером. Были у него свои маленькие секреты, симпатии. Особенно Чудо любило ребятишек. Те верили в него безоглядно, ждали, распахнув глазенки. Творить для них чудеса было одно удовольствие! Чудо обожало подкладывать им подарки под елку вместе с Дедом Морозом, и непременно те, что малыши ждали. Для них Чудо расцвечивало веселой радугой небо после дождя, а ягодами и грибами — усеивало лесные полянки. И наблюдало потом, довольное, каким счастливым смехом заливались детишки.
А вот проходимцев всяких, что напускали тумана в ясный день, да недалеких гражданочек, которым всё необъяснимое — чудо, не любило. «Ах, чудо!» — лепетала «божий одуванчик», увидев выросшие в ноябре грибы у дома. А Чудо ей — радио на всю громкость, с пояснениями, мол, произошло это по причине необычайно теплой осени… Или очередной «чародей и волшебник» обещает излечить все хвори, и народ готов верить в «чудо»… А Чудо — тут как тут. А ну-ка, кто здесь себя всемогущим возомнил? Ах этот? И только экстрасенс начинает пассы руками разводить, как у него прихватывает живот, и мчится он, болезный, забыв обо всем на свете, в отхожее место. Возвращается с извинениями, начинает «лечить», а тут снова скручивает — терпения нет. И так несколько раз. Народ ждет-пождет, потом, повозмущавшись и забрав денежки, расходится…
С годами Чудо растеряло кураж, поскучнело. И озорничать со временем ему надоело. Шарлатаны все одно не переводились, а дураки были местной достопримечательностью. И стало бы Чудо совсем отшельником, если б не ребятишки. Ради них оно выбиралось под Новый год из своего добровольного заточения, и творило добрые дела. Ему было важно, чтобы малышня по-прежнему верила и в Деда Мороза, и в Чудо .
Вот и в этот раз они вместе со своим краснощеким и белобородым другом облетели все намеченные дома в округе, где есть маленькие дети, и оставили для них подарки. Возвращаясь к себе, Чудо заглянуло в одно из окон, где мерцали огоньки небольшой ёлочки. Оно увидело в комнате празднично накрытый стол, за которым никого не было, а в кресле у торшера — женщину — в нарядном платье и с красивой прической. Она была очень миловидна, но необыкновенно грустна. От нее, Чудо ощутило это очень явственно, исходил теплый добрый свет. «Какая она Прелесть, — подумало Чудо . — Но отчего же у женщины такие бесконечно печальные глаза? Хотя что за вопрос?! В новогоднюю ночь и одна… Вот и ответ!
Так не пойдет, решило Чудо и, почесав в затылке — память-то уже не та, — вспомнило заветные слова. Оно произнесло их шепотом, едва слышно. Но чудо свершилось! Сначала позвонили в дверь квартиры женщины,
Женщина пригласила его в гости: «Приходи прямо сейчас, еще успеешь до полуночи». А он: «Удобно ли? Да и не успею. Я только прилетел, а на дорогах такие пробки…» А женщина: «Я жду тебя как чуда. Приезжай…»
Но тут уж снова пришлось вмешаться Чуду : разрулить дорожные заторы, включить зеленый свет и доставить гостя к порогу женщины без пяти минут двенадцать. И они встретили наступление нового года все вместе…
Мама замолчала и задумалась, вспоминая о чем-то своем. Дочка, убаюканная сказкой, уже сладко спала. Что ей снилось? Может, она видела себя Принцессой в красивом бальном платье? Или Прелестью, которая нашла, наконец, свою половинку? А может, она примеряла на себя роль Чуда, встреча с которым принесла Прелести счастье?
В комнату заглянул папа девочки:
— Малышка уснула? Прелесть моя, идем же спать, я жду тебя.
— И я тебя. Как чуда… — выключила она свет и прикрыла за собой дверь…
Миша и муха
И что, спрашивается, хозяйка ругалась так громко? Ну, насорил немного, так я ж не специально! Обычно-то я по столу вообще не хожу. Ну, ладно, ладно, почти не хожу. Так и хожу-то, когда нет никого. Да что там интересного? Мед в плошке да варенье черничное. Так я их не люблю. Попробовал раз — не понравилось. Да солонка с перечницей, а от них на меня чих нападает. Да чайник с чашками. Оно мне надо? Я обычно всё это аккуратненько обхожу, иначе хозяйка рассердится. Так-то она меня любит. Зовет ласково: «Мишенька, рыжик мой». Правда, иной раз строго и Михаилом обзовет. Это если я набедокурю. Надо же слово какое — «набедокурю». Я вообще не «кУрю», так, балуюсь иногда.
Вот и сегодня, немножко того, «накУрил»… Но ведь не нарочно, честное слово, не нарочно. Это всё противная муха. Вредная такая: летала и летала перед носом, дразнилась да еще садилась то на мое законное место — подоконник, то на стол, то на стены. Мне сначала лень было, я дремал, как обычно. Следил за ней вполглаза, прищурившись, но когда голова закружилась следить, не выдержал. Эта зараза крылатая на плошку с медом села, представляете?! Я, хоть его и не люблю, возмутился: кто ей разрешал на наши плошки садиться? Она неизвестно где летала, садилась непонятно на что, и тощие конечности свои, все шесть штук, не помыв, на чистое уселась. Ничего себе! Мне, например, после прогулки на улице с грязными лапами хозяйка не разрешает даже по прихожей гулять. Сразу несет меня в ванную и моет, потом вытирает махровым полотенцем.
А эта нахалка прямо так, с немытыми, да на стол! Не-ет, такого я вынести уже не смог. Ка-ак прыгнул за ней, ну, думал, схвачу, разорву на мелкие части нахалку эту. Но немножко промахнулся. Самую малость. Проехался по столу чуть-чуть, маленько плошки с медом и с вареньем сшиб, ну и всё остальное заодно… Так я ж не виноват! Это стол гладкий слишком да муха больно резвая попалась.
В общем, гадина эта в итоге улетела куда-то, а я на полу оказался — весь горько-солено-сладкий и липкий. Хотел было прибраться, но понял: не успею. Решил себя привести в порядок. Я же не могу ходить грязным. Я — чистоплотный, так моя хозяйка говорит. Она сегодня, когда вернулась домой, этого слова почему-то не говорила, всё больше другие: «Ах ты паршивец (!), ах гаденыш (!!), пришибу рыжего (!!!), рукавички из тебя сошью (?!), будешь знать!» Я всё это из-под ванны слушал. Нет, ванну я не принимал, так вылизался, просто решил от греха подальше, ну и от моей любимой хозяйки там переждать. Что-то мне подсказывало, что пока лучше не показываться ей на глаза.