О воинстве немертвых

Конъюнктурщик

И красные глаза мелькали огоньками в черноте.

Красный, цвет их души, носившей отпечаток демонической силы.

Караван состоял из десятка повозок, запряженных волами, и вез он с севера партию магической руды; черные рыцари охраняли его, их железные сапоги вздымали клубы пыли в ночи, среди клочков жухлой травы этого захудалого края. И лишь луна давала блики на вороных латах...

Не слышно монстров.

Чудовища не выли.

Слишком спокойно было все.

Чувствовали это купцы, чувствовали это и рыцари.

А

солнце тем временем село. Синие горы, синяя низина, черные небеса.

Один из неживых латников остановился. Мутные его глаза вдруг стали выхватывать нечто в этом размытом темнотой пейзаже.

Когда в небе ярко вспыхнуло магическое зарево, обрамляя тяжелые облака и освещая низину. Тогда взгляд выхватил человеческие фигуры, обернутые в плащи, цвета самой тьмы.

— Нападение! — раздался болезненный голос из-под шлема.

— Ко мне! — скомандовал тогда старший из черных рыцарей.

Неживые латники собрались в одну ровную линию и пошли вниз по склону, оставив двух своих в начале и в конце каравана.

Тогда люди в спешке забрались на повозки или стали залезать под них, прятаться между ними, выхватывали в страхе мечи и кинжалы, но все что они могли теперь, это только наблюдать.

Черные рыцари шли вниз по склону широкой цепью.

К ним навстречу поднимались люди, завернутые в плащи, они сдирали их с себя, обнажая белёсые доспехи, оголяли клинки и шагали вперёд. Это не было похоже на обычное стремительное нападение, хотя на полумертвого уроженца полей воинской гибели нельзя было стремительно напасть, как на человека, ведь он чувствовал мир, и его нельзя было так легко убить, ведь он были сплошной броней, а под ней лишь мертвым телом.

Всполохи магических выбросов под небосводом мерцали, проводя по полированным спинам рыцарей пёстрые отражения.

И наконец они сцепились.

Летели искры, вспыхивал свет, красный, белый. Из каравана плохо было видно, что там происходит. Вдруг, там загорелись огни, сухая трава догорала.

На фоне огня возвращались черные латники, кто волоча перебитую ногу, кто без руки, помятые и поломанные, и было их чуть больше десятка. И половины не уцелело в страшной рубке.

Один из них подбежал к голове каравана и вознес руку вдаль, проведя ей вдоль горизонта, и склон запылал огнем, словно по его желанию, словно под его взором заискрился воздух.

Торговцы молились своим богам, кто каких помнил, кто каких мог вспомнить в этом ужасе.

Среди бушевавших языков пламени виднелись враги, облаченные в светлую броню. Они страшились неясного огня, что вдруг стал обретать зеленоватые оттенки. Едкий дым вдруг поднялся стеной. Караван дрогнул.

— Мы не уйдем отсюда… — хрипло сказал полуживой латник без руки.

— Ты рыцарь или грязь? — возвысил голос старший из латников.

— Я грязь, ставшая рыцарем! — ответил однорукий.

— Сейчас снова станешь грязью, если мы дрогнем.

Черный рыцарь этот, как демон ярости

метался вокруг караван и поджигал одним своим взглядом землю. Но долго она гореть не могла. Дым развеивался.

Белые рыцари беспокойно бродили вокруг. Их было много.

Но монстры так и не появлялись… а черный рыцарь рассчитывал на это.

— Кровь… моя кровь… — совсем сипло промолвил однорукий и пал на колени, затем тяжеловесно рухнув в пыль подле одной из повозок.

Торговцы слезли и окружили его, они стали дергать его, осматривать рану, но тот уже не шевелился.

— Я не умру, ублюдки, — бурчал он из-под шлема, — я и так мертвец, оставьте меня здесь…

— Поднимите его и положите в телегу! — крикнул старший.

Огонь тух, но тот держал его в неистовстве, тратя последние капли своей магии, пропитанной гневом. И, быть может, его ярости хватило бы, чтобы сжечь весь мир, но магия стремительно покидала его тело. А взять её из руды он не мог, у него не хватило бы времени…

И вот белые рыцари уже стали перешагивать через затухающие язычки пламени, стелящиеся к горелой почве.

— За город! — раздался клич.

Последние полуживые латники ринулись в бой.

Белые окружали их, рубили их раскалёнными мечами, опрокидывали и снова рубили, пока не плавили доспехи и не разрубали на куски.

Затем они двинулись на караван и стали опрокидывать телеги.

Нашедшие позже это место следопыты черного ордена скажут, глядя на этот разгром, что нападавших не интересовал ни товар, ни сами торговцы, что это было ужасное и бессмысленное нападение и расправа над живыми людьми.

Но той ночью, пока они ещё были живы, они бежали, их слабые тела пульсировали ужасом, но они бежали по склону на верх, вперёд по дороге.

Белые рыцари уже не гнались за ними. Уже слышал их чуткий слух рвение перепонок, скрежет когтей и стук клыков. Серые тени мелькали в массиве тьмы.

Люди растворялись в темноте.

И темнота растворила их в себе…

_____

Сложно было работать в Белом городе.

Какие-либо попытки распространять бумажные материалы или хотя бы завести с кем-то разговор упирались в недоверие и озлобленность.

Люди, жившие здесь все ещё в большинстве верили в идеи, провозглашенные магами десятилетие тому назад. Эти люди пережили то, что не видело ни одно поколение до них, и вряд ли увидит любое последующее.

С утра они умывались кровью близких своих, а вечером, скрючившись от боли, роняли засохшие корки хлеба из рук своих, слыша, как серокожие твари пожирали кого-то из их родных, отрывая конечности и откусывая куски мяса пока те ещё были живы и кричали. Затем поля, где ветра пронизывали их, продували одежду, кожу, кости, казалось, ветер владел ими, и они уже не знали, ничего кроме этой степи, холодный ветер уносил прочь все их прошлое. А потом холодные леса, где они укрывались…