О западной литературе
Шрифт:
Заглавный образ сборника «Живая вода» (1946), включившего как военные, так и послевоенные стихи поэта, реализуется через мучительные и, увы, безуспешные поиски «живой воды» – средства воссоединения с живой действительностью, – и лишь интенсивность этих поисков вносит, как всякое страстное чувство, оптимистическое начало в книгу горьких и безысходных раздумий.
Позднее поэт поддается влиянию новейшей французской лирики – Франция, страна его юношеских
Но и в этих головных попытках преодолеть отчуждение, как и в отчаянных метаниях послевоенных лет (не говоря уж о мужественной поэзии подпольной борьбы), Лакур остается самим собой: поэтом серьезным и честным. Поэтом, опыт которого – и позитивный и негативный – в равной степени актуален.
До послевоенных разочарований, отягчивших душу и музу Лакура, не суждено было дожить другому участнику датского Сопротивления – МОРТЕНУ НИЛЬСЕНУ (1922–1944). Даты его жизни отзываются в наших сердцах знакомой щемящей болью. Да, все правильно. Ровесник студентов ИФЛИ, ушедших со студенческой скамьи на фронт, Нильсен юношей вступил на путь подпольной борьбы и пал сраженный шальной пулей незадолго до освобождения. Тоненький сборник «Воины без оружия» (1943) и несколько стихотворений сорок четвертого – вот все его поэтическое наследие.
Нильсену было не суждено реализовать свое несомненное поэтическое дарование полностью. Он просто не успел этого сделать. Юношеские стихи, в которых возлюбленная сравнивается с испанской герцогиней, во всей их условности и олитературенности стали для молодого датского читателя чем-то вроде когановской «Бригантины». Предчувствия грядущих испытаний обернулись грозной явью:
Мне снится: нависла рука надо мной,чтоб дух разлучитьс оболочкой земной.Блеск лезвия. Алая льется струя.И падай во мрак,в вечный сон забытья.…И шепчет мне страх: если нынче умрешь,ты в самом началесвой путь оборвешь.В поэзии Нильсена, как и в антифашистской лирике Лакура, главный упор сделан на выражение «ярости беззащитных». Не сражение, до которого дело могло и не дойти, но постоянное ожидание, постоянная готовность к нему – готовность, в которой сознание собственной слабости не отменяет смелости:
Мы ждать, видит бог, научились,пускай с грехом пополам,сжимая приклад и гранатув глубинах окопов и ям,хотя часы ожиданьясковали нас по рукам.Поэзия Нильсена во многом родственна стихам уже известного советскому читателю
Правда, зрелый человек не стал зрелым поэтом. Стихи Нильсена дышат несколько наивным юношеским романтизмом, от которого поэт в дальнейшем, вне всякого сомнения, отошел бы. Своя интонация, свой творческий почерк – все это брезжит в творчестве Нильсена, сквозит в прерывистых, приглушенных строках, в нарочитой без'oбразности, в попытках преодолеть риторику во имя истинной поэзии, и всему этому, повторяю, было не суждено реализоваться в полной мере. Небольшое собрание стихотворений Нильсена остается, в полном смысле слова, недопетой песней – а таким песням мы всегда внимаем с особенным благоговением.
С самого начала был опален войной и творческий путь ХАЛЬФДАНА РАСМУССЕНА (род. в 1915 г.). Его ранние сборники – «Солдат или человек» (1941) и «Скрытый лик» (1943) – трактуют тему существования в условиях фашистской оккупации. Не обращаясь впрямую к героике Сопротивления, поэт, однако, осуждает пассивную покорность злу, называя ее прямым соучастием в нем («Я был соучастником зла»). Чистые руки, руки, не замаранные никаким преступлением, оказываются в его стихах руками труса:
Чисты были руки, но страхсковал их, и руки робели,тогда как твои огрубелиот шрамов, нажитых в боях.Видения (из одноименного стихотворения) становятся некой анатомией страха, который человеку необходимо преодолеть, чтобы обрести подлинное я; «время ожидания», о котором писали Лакур и Нильсен, превращается в «край ожиданий», а этим краем оказываются небеса:
Жмемся слепыми кротами к землепод пламенеющим небом,глухи, как эти прибрежные камни,выброшенные волной,чада Адамовы, молча лежим,губы немые сжимая,в край ожиданий подчас устремляемнаш обезумевший вой.И все же военная тема не стала в творчестве Расмуссена главной. Скорее можно сказать, что вынесенная из военных испытаний тема человеческого достоинства, попранного и попираемого, зазвучала лейтмотивом в его поэзии, объединяя далеко отошедшие друг от друга в формальном и содержательном плане стихи. Мотивы «преодоленной тоски» и «веры в людей», восходящие все к той же теме, слышатся и в стихах Расмуссена о современности, и в его значительном по объему цикле стихов на античные сюжеты (отчасти написанном античными размерами): «Фрагмент III», «Сапфо», «Дионис у моря». Звучит в них, разумеется, и тема искусства – искусства, стремящегося вернуться, вырваться из «ослепления красоты» (вспомним «слепых кротов» из «Видения») «домой, к серым будням».