Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы
Шрифт:
Семен (перебивая). Правильно, Варвара! И даже если через пятнадцать лет плуг старости избороздит ваше лицо — ваша жизнь, жизнь сельской учительницы, станет еще богаче. А знаете, почему? Да потому, что рядом будет шагать в будущее ваша человеческая гордость! Вы будете гордиться тем, что подготовили поколение образованных людей. Они сделают нашу землю еще радостнее и прекраснее. Когда же пробьет ваш последний час, то вам даже умирать будет легко с мыслью, что жизнь прожита честно и недаром...
Варвара. Ты не обижайся .на меня, Семен. Я рада, что наша юношеская дружба не переросла в нечто большее. Это помешало бы нам
Семен (подходя к ней). Я не совсем понял. Вы хотите сказать...
Варвара (перебивая). Я хочу сказать лишь то, что сказала. Будущее моих детей, а их в школе более ста душ, мне дороже всего на свете, и я их не променяю на... моего избранника, как не променяю своего достоинства на то, что люди долгое время называли личным счастьем. Ты понял?
Семен. Такие слова пишут своей кровью.
Варвара (взволнованная окончательно). А ты как думал?
На пороге появляется отец Юлиан.Он без шляпы и без палки. Увидев его, Варвараотворачивается, стремясь скрыть слезы, потом быстро уходит в свою комнату.
Отец Юлиан (Семену). Я, кажется, не Вовремя.
Семен (неуважительно). Вы...
Отец Юлиан. Хотите сказать, Семен, что я всегда не во-время. Ходячий анахронизм, не так ли?
Семен. Как вы поседели за это время...
Отец Юлиан. Неужели вы когда-нибудь видели меня молодым, Семен?
Семен. Кажется, да.
Отец Юлиан. Это В a м лишь кажется. У меня не было молодости. Я понял это слишком поздно, и, может быть, только оттого появилась эта преждевременная седина.
Семен. Я думаю, вы сказали правдивое слово.
Отец Юлиан (с горькой усмешкой). Впервые в жизни Негрич согласился со мной.
Семен. Я не узнаю вас, преподобный!
Отец Юлиан. Я сам себя не узнаю. Раньше я верил, что бессмертная душа моя в свое время станет белее снега на божьих лугах, если земной путь ее будет дорогой всепрощения и милосердия. Как это ни странно, но этой веры не убили во мне даже годы гитлеровской оккупации. Я понимаю теперь, почему глаза мои были все еще ослеплены блеском церковных свечей, а уши залеплены их воском. Но пришло время — и померкли огни свечей, зато пробудилась совесть. Вот я и подумал: какая же цена бессмертию твоей души, если за ней надсмотрщиком будет ходить голос мятежной и неутешной совести: «Ты предаешь братьев и сестер своих за ничтожный миг твоего вечного блаженства»... А сегодня... точнее говоря — полчаса назад, этот вопрос возник передо мной со страшной силой.
Варвара. Что произошло с вами, отче?
Отец Юлиан. Со мной — ничего, кроме того, о чем я сказал.
Варвара. И это все?
Семен (с уважением посмотрев на отца Юлиана). По- моему, это еще не все... (Выходит из хаты.)
Варвара (подойдя к отцу Юлиану). Ваши руки дрожат.
Отец Юлиан (вынув из кармана узелок и положив его на стол). Посмотрите!
Мне кажется, что такие ордена были у...
Варвара. У кого?
Отец Юлиан. У покойного... отца Параски, Максимова.
Варвара. Боже, откуда это у вас?
Отец Юлиан. Баба Олена нашла в тайнике у Штефана.
Варвара. Откуда же это, мой боже, у него? Нет, подождите. Это, наверное, что-нибудь другое. Я не верю, я не хочу поверить, чтобы он мог...
Отец Юлиан. Кто — он?
Варвара (с ужасом). А?
Отец Юлиан. Я также не хочу верить, что он мог приложить руку к этому кровавому делу. А впрочем, может, я ошибаюсь. Возможно, эти вещи принадлежали какому-нибудь другому советскому военному? Но вместе с тем... Ведь вы знаете, часовня моего прихода стояла в ту весну вблизи венгерской границы. Несколько раз я ходил на заставу к Максимову за разрешением посетить часовню и видел у него на гимнастерке именно такие ордена. Однажды мы разговорились, и Максимов сказал, что вот именно такой орден Монгольской республики он получил за бои в Монголии против японцев... А может, все это — простое совпадение?..
Варвара (берет в руки орден, внимательно его рассматривает). Подождите минуточку, Параска! (Отцу Юлиану). Как же это так? И когда бы он мог?..
Параска! Где бумажник с документами твоего отца, который нашли там в траве? Принеси его на минутку сюда.
Параска. Зачем, мамуся?
Варвара. Не спрашивай, мое сердце, зачем.
Параска. Сейчас принесу. (Выходит.)
Варвара осторожно перебирает содержимое узелка. Входит Параска и дает Варваре бумажник. Варвара выкладывает его содержимое на стол, перебирает документы, потом отделяет от них орденские книжки.
Варвара (Параске). Спасибо, можешь идти.
Ах, как было бы хорошо, если бы это оказалось только страшным, неподтвердившимся совпадением... (Сравнивает номера на орденах с номерами, записанными в документах, и бессильно опускает руки). Больше надежды нет... Номера те же... Это ордена Максимова.
Отец Юлиан (наклонив голову). Простите меня, дорогой друг..-
Bap в а р а (сжав его руку). Благодарю вас. (Пауза. Резко поворачиваясь к отцу Юлиану). Помолитесь, отче, за меня и помолитесь за того, кого поразит моя ненависть. Я еще не убеждена, я еще не верю, я не хочу в это верить, но когда последняя искорка моей надежды погаснет, помолитесь, отче, за него... (Подходит к дверям и становится против заката, который багровым отблеском вспыхивает на ее лице. Сквозь стиснутые зубы.) Помолитесь, отче!
Отец Юлиан. Не смогу, моя дорогая. Эта молитва была бы мертва, как... и моя вера сегодня...
Варвара. Отче! Это правда?
Отец Юлиан (со скрещенными на груди руками подходит к Варваре). Не удивляйтесь, дорогая! Со мной произошло то, что с вами было давно. На ваших губах дрожит еще иной раз молитва, но она уже тиха, как шепот умирающего бога. На смену ему уже восходят светила великого дня, и сеятель выходит сеять уже не с молитвой, не с гимном рабству и смерти на устах, а с песней всепобеждающей жизни, с песней, которая рано или поздно заглушит наши последние колокола.