Об интеграции и адаптации ведьм в иномирном обществе
Шрифт:
Я смежил веки, с упоением втягивая самый лучший по ту и эту строну Граней запах.
– Лера, пожалуйста.
И голос дрожит. Потому что она за них боится.
Наивная дурочка... хотя, правильно боится.
Вот что ответить на её просьбу?
Подняв подбородок, Василиса взглянула на меня своими золотыми глазами и прошептала:
– Перенеси нас, Лер, ты же можешь. Давай просто уйдём.
И оставим за спиной этого хмыря? Ведь откровенная же провокация.
Один вопрос: как этот мужик мог услышать то, что происходило между нами?
И два ответа.
И каких усилий мне это «ничего» вчера стоило, даже богам неизвестно.
А какими последствиями мне это «ничего» еще аукнется, и представить страшно.
Я ведь уже успел изучить это личико. И ой как не понравилась мне та гамма чувств, что на нём отразилась. И утренний запрет на поцелуи только подтвердил опасения - будет мстить.
Расстояние между нами и бранигонцами стремительно сокращалось, и вот уже между горожанами и нашей «демонической четой» всего тридцать шагов. Сложно было сконцентрироваться на проблеме, когда рядом находилась Васька. Даже если проблема - это две сотни разгневанных мужиков. Хотя, по-правде говоря, настоящей проблемой они не являлись. Скорее досадным недоразумением, тратой времени... но не проблемой. И если бы не гипертрофированная филантропия некоторых, то вопрос можно было бы решить максимально быстро и просто. Но убивать при Ваське, когда она так смотрит, и каждой своей клеточкой, всей своей чистой душой просит этого не делать - я не смогу.
Мысли промелькнули за секунду, и, отметив боковым зрением, что Мрак опять перебежал вперед, закрывая свою хозяйку от толпы, я ответил:
– Мне нельзя переноситься при других, родная. Никто не должен видеть.
И Васька застыла. Я видел, как вспыхнул огонёк понимания в глубине зрачков, а потом моя ведьмочка зажмурилась, и опустила голову.
Это было очень странно. Странно было видеть как моя глупая девочка скорбит по тем, кто желает причинить ей вред. Прямо сейчас желает. Тем, кто еще жив.
– Стой на месте и не двигайся.
– приказал я, выскользнув из её ослабевших рук.
Обогнув Мрака, и пристроившегося подле него Вихря, я еще раз глянул на бранигонцев. Что ж, не убивать, так не убивать.
От первого моего движения три десятка мужиков, находившихся к нам ближе всего, встали на колени и уже не смогли подняться. Всё произошло настолько быстро, что следующие за ними товарищи, не успев сориентироваться, кубарем покатились по брусчатке, перемахивая через головы коленопреклонённых. Еще около двадцати человек успешно выведены из строя.
Осталось полторы сотни.
Парные клинки привычно скользнули в ладони, но работать им предстояло совсем не так, как обычно. Лезвия достаточно прочные и в меру гибкие, должно получиться ощутимо, решил я, и перехватил рукояти, чуть повернув их. Будет больно, но не смертельно. Движение, и я уверился, что поступаю правильно. Припечатывая мужчин плашмя одного за другим, я продвигался не вглубь, а вдоль линии наступления. Плечо, колено, снова плечо, живот... Точные удары. Ни капли крови, но как же больно. Сильный ушиб, ещё ушиб, перелом,
Если первых пять десятков полёгших однополчан бранигонцы даже не заметили, не успели сориентироваться, то, когда на брусчатку один за другим опустились еще пятьдесят человек, толпа наконец начала замедляться. Стоны соседей и друзей, тех, что минуту назад стояли с ними бок о бок, а теперь валялись избитые, свернувшиеся калачиками и зажимающие повреждённые части тел, стёрли с лиц бранигонцев ожесточенную целеустремлённость, в глазах погасло желание затоптать и разорвать. На смену им пришли ошарашенное выражение и испуг. Толпа замерла.
Я стоял в самом центре корчащихся тел. Вид «что надо». Для приведения в адекватное состояние, картина более чем живописна. Подбадривающие воинственные выкрики стихли. Не разносилось над толпой более ни «Бей демонов!», ни «Давай, ребяты!». Толпу накрыла тишина, и лишь стоны уже получивших своё бранигонцев свидетельствовали, что время не остановилось, что оно продолжает течь.
И люди наконец прозрели. Дрогнули. Ближайшие, уставившись с ужасом, отшатнулись, стараясь быстрее убраться с моих глаз. Попирая тех, что еще стояли позади, мужики начали пятиться, а потом вовсе развернулись и побежали. Не разбирая дороги, не глядя по сторонам, просто стараясь убраться подальше.
Действительно, всего лишь люди.
Именно на такую суматоху я и надеялся. Подскочив к Ваське, забросил на плечо седельные сумки, и, схватив ведьмочку за руку, рванул в сторону разрушенной торговой улочки. Магазин трав и масел. Цветочная лавка. Лавка готового платья. Подворотня. Да. То, что надо.
Нырнув в тень узкого пространства между домов, я притянул Василису к себе вплотную. Следом за нами протиснулись ганатарцы. Места было катастрофически мало, кони даже не могли сделать одновременно глубокий вздох, подпирая черными боками прохладные каменные стены. Но ничего страшного, еще буквально мгновенье...
– Обхвати меня покрепче, родная.
– прошептал я, убирая руки, чтобы дотянуться до жеребцов.
Васька вцепилась в мою рубашку на груди так, что даже пальчики побелели.
– Обними меня, сокровище. Ну же.
– мягко произнёс я, наклоняясь и целуя её скулу.
Боги, как же я люблю эти скулы. И Васька обняла, сильно, аж рёбра хрустнули.
– Ну чего ты испугалась, глупенькая?
Ведьмочка уткнулась мне в шею, и сдавленно произнесла:
– Я очень испугалась за тебя.
А меня обуревали противоречивые чувства: я ненавидел, когда Василиса боялась, когда она была такой взвинченной, неспокойной... но как же было приятно ощущать, что она волновалась именно за меня, что она настолько любит. Сокровище моё. Моё самое дорогое сокровище.
Но времени нет.
– Обними, и не отпускай.
– строго потребовал я.
– Не отпущу.
– как-то сурово донеслось в ответ.
Потёрся подбородком о родную макушку, и ухмыльнулся: как была боевым хомячком, так боевым хомячком и осталась.