Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
Очнулся я от того, что кто-то рядом со мной горько плакал. Приоткрыв глаз, увидел сидящую возле меня Алису.
— Ты чего? — прохрипел я.
— Тоша, очнулся! — всхлипнула Алиса, — Я позвонила в «скорую помощь», а они мне: «девочка, не балуйся»!
— Не надо «скорую», — прошептал я, — позови кого-нибудь, отведите домой.
— Сейчас! — воскликнула Алиса, и умчалась. Скоро подошли ребята, испуганно смотрели на меня, не решаясь подойти.
— Может, у него кости переломаны или позвоночник перебит? — засомневался Мишка, —
— Не надо «скорую»! — не выдержал я, — Помогите до дома дойти. Позвоночник цел, а рёбра срастутся. Дима, что стоишь? Помоги.
Ребята решились, подняли меня на ноги, и повели домой. Я смог передвигать ногами.
Когда подходили к моему подъезду, нас увидела Маша. Подбежав, жутко вскрикнула.
— Что с ним? — спросила она ребят.
— Славка твой побил, — Маша замолчала, помогая ребятам. Открыли входную дверь моим ключом, вызвали лифт, довезли наверх.
Открыв дверь нашей квартиры, занесли моё побитое тельце внутрь. Маша сразу стала кричать:
— Тётя Катя! Тётя Катя!
— Ну что у вас? — вышла заспанная Катя, кутаясь в халат, — Что это вы сюда принесли? — удивилась она.
— Это Тошка! — Маша заплакала.
— Не плачь, Маша, несите его в ванну, отмоем сначала. Поспать не дадут! — потянулась Катя.
— Ребята, несите Тошку в ванну, и уходите, останутся только Маша и ты, девочка.
— Алиса, — пискнула Алиса.
— Вот и хорошо, Алиса, раздевайте его, только осторожно. Всего, конечно, что вы, ангела ни разу не видели? Ну, так смотрите. Ангел с перебитыми крыльями! — усмехнулась Катя, включив воду.
Приоткрыв глаз, я увидел, что девочки с любопытством разглядывают меня.
— Весь в синяках! — жалостливо сказала Алиса. Маша закусила губу.
Помыв, девочки аккуратно перенесли меня на диван, где мы вчера вечером целовались с Машей, положили на простыню, и Катя, достав мазь, начала мазать меня ею с ног до головы.
Подождав, когда мазь впитается, перевернули на живот, намазали спину и ноги. Завернув в простыню, оставили выздоравливать.
— Видели? — спросила Катя девчат. Ответа я не услышал, — не советую влюбляться в него, погубите свою жизнь. Нет, он хороший. Может быть, самый лучший мальчик в мире, но не для вас. Я не скажу вам всего, а то Тошка рассердится на меня. Дружить дружите, но не влюбляйтесь.
— В него невозможно не влюбиться, — прошептала Алиса.
— Знаю, — вздохнула Катя, — подождите, укол ему поставлю, пусть спит.
Катя пришла ко мне, открыла филейную часть, если её можно так назвать, и сделала мне пару уколов. Я послушно лежал, как положили. После уколов мысли стали путаться, и я уснул.
Утром меня никто не будил, проснулся сам. Потянувшись, по привычке, ойкнул от боли.
Откинув простыню, увидел, что не одет. Сначала удивился, что сплю не в своей постели, потом всё вспомнил, осмотрел своё худое тельце, которое уже почти зажило, встал
Посмотрел в зеркало. Тени с глаз уже сходили, к обеду лицо приобретёт нормальный вид.
Заглянул в стиральную машинку, увидел свою одежду. Однако! Мишка на Станции бил аккуратнее, да и ровесник мне был. А тут всё в крови, даже майка порвана, и шорты, тоже…
— Что, Тошка, проснулся? — спросила Катя, выглядывая из спальни, — Что завернулся? Кого стесняешься? Вчера девочек не стеснялся, сегодня перед женой тебе неловко.
— Вчера мне было не до стеснения, — тихо ответил я, не глядя на Катю, — зачем ты им меня показывала в таком виде?
— Когда ты одет, не видно твоей нечеловеческой сущности.
— Всё у меня человеческое! — обиделся я.
— По отдельности, да, но, когда смотришь на тебя целиком, проступает твоя ангельская сущность.
— Аура, что ли? — буркнул я.
— Сам знаешь, ты же с Маем возился. Видел, как он выглядит?
— Видел, но Май природный, а я искусственный.
— Уже не имеет значения, ты с каждым днём всё больше отдаляешься от нас.
— Спасибо, — буркнул я, — ещё спасибо за лекарство. Ты пронесла аптечку?
— Только мазь и инъекции. Немного помогло?
— Катя, после обеда можно погулять?
— Дай, осмотрю, бросай простынь в стирку. Тебя помыть?
— Помой… — покраснел я.
— Ещё краснеет, к тому же. Залезай в ванну. Да, регенерация у тебя нечеловеческая.
— Кать, это же мазь и уколы. Помнишь, тебя избили, я тоже тебя лечил этой мазью?
— Помню, Тоша, помню, ещё я помню, как мы любили друг друга…
— Кать, не начинай, а? Я и сейчас люблю тебя, сильно скучаю, когда тебя нет.
— Да, как брат, или сын
— Ты всегда меня представляла братом. Чем ты теперь недовольна?
— Собой, Тошечка, собой. А регенерация у тебя своя. У тебя внутренние органы были повреждены, рёбра сломаны. Теперь почти всё в порядке.
— Откуда знаешь? — удивился я.
— Тошка, работа у меня такая, должна я знать, здоров человек или болен? Хозяева вживили в меня диагноста.
— Здорово! Кать, хватит уже меня тереть, до дыр протрёшь.
— Тошка! — Катя взяла мою голову в руки, посмотрела в лицо, — Как же я тебя люблю!
Я удивлённо смотрел на Катю, не понимая, о чём она говорит. Катя вздохнула, вытерла меня полотенцем, и взяла на руки.
— Катя, надорвёшься! — смеялся я. Катя тоже смеялась, унося меня в мою комнату.
— Ещё полежишь, или будешь одеваться?
— Одеваться, кушать хочу.
— Ещё бы! — засмеялась Катя, — Столько восстановить!
— Отпусти меня.
— Не отпущу, пока не поцелуешь!
— Мне нельзя целоваться со смертными…
— Ах ты! Разбойник маленький! Целуй, я всё равно уже давно тобой околдована.