Оберон - 24. Трилогия
Шрифт:
— А что, отец, ещё не всё вывезли? — спросил я, — Обоз мы обогнали.
— Так праздник же! — удивился Первак, — Коляда, Коловорот!
— О! — хлопнул я себя по лбу, — С этими делами совсем забыл! Катя, Солнцеворот уже! Новый Год!
Катя недоумённо посмотрела на меня, и я подумал, что искусственно выращенные дети не знают праздников, у них учёба, работа, отдых, стандартные развлечения.
— Мы уже потеряли счёт дням, — засмеялся я, чтобы сгладить удивление, с каким посмотрел на Катю Первак, — Лада
Катя тоже улыбнулась, сказав, что мы решили проверить себя на службе в дозоре, но переоценили свои силы, и вот, возвращаемся домой, к батюшке с матушкой.
— Ох, и будет вам на орехи! — покачал головой хозяин заведения, — Я свою дочку точно выдрал бы!
— Папа! — воскликнула девочка, оказавшаяся здесь же.
— Ой, прости, Отрада, не заметил… — смутился отец. А мы поняли, что любимую дочь он и пальцем не тронет, что бы она ни сделала, но и боится за неё до дрожи.
— Вы знаете, что, в окрестностях, лихие люди за детьми охотятся? — спросил я.
— Слышали, как не слышать! — расстроился Первак, — Теперь Отрадушку боюсь в город, на праздник отпустить, и хозяйство оставить не могу, а жена моя преставилась в прошлом году. А вы не боитесь?
— Нет, отец, не боимся, мы обучены сабельному бою, из лука стреляем неплохо.
— Так-то оно так, но могут из засады подстрелить, сетью поймать.
— Есть такой риск, — согласились мы, — но волков бояться — в лес не ходить!
— Это так! Соскучились по батюшке с матушкой?
— Что есть, то есть, — ответил я за обоих.
Отдохнув, мы пустились в дальнейший путь. Опять на нас никто не напал. Я скакал, и думал, что безмятежная дорога наверняка сулит нам весёлые дни в городе. Вспоминал прошлую ночь, проведённую с Катей, а сердце уже замирало от горя и тоски, представив, что нас ждёт впереди.
Когда солнце начало клониться к закату, появились стены города, сложенные из могучих брёвен.
По углам стояли башни, выдвинутые вперёд, чтобы не было слепых зон. По стенам укрытым навесом, ходили караульные. Ворота были широко распахнуты, в них въезжали и выезжали обозы.
Нас никто не задержал, лишь караульные удивлённо посмотрели нам вслед.
С одной стороны, было хорошо, что нас принимают за детей князя и боярина, с другой, не спросишь дорогу к княжескому терему. Впрочем, проскакав по широкой улице, мы сами нашли его.
Дело в том, что начинался праздник, и князь поздравлял горожан с Колядой.
Посовещавшись с Катей, решили пока остановиться в гостинице, оставить там лошадей, снять комнату. Так и сделали. Только гостиницы оказались все заняты, приехал народ из ближних и дальних селений, посмотреть на городские игрища, спустить заработанное потом и кровью серебро.
— Ну что, Лада, приютит нас твой батюшка? — невесело пошутил я.
— Наверняка
— Выхода нет, надо идти к князю. Грамоту ведь отдать надо!
— Постой! — Катя хлопнула себя по лбу, — есть у меня письмо одному человеку!
— От кого? — спросил я, насторожившись.
— Неважно! Человек этот — купец, живёт здесь в собственном доме. Поехали!
Как только моя подруга ориентируется в таких запутанных улочках? Тем не менее, выбрались из оживлённого центра в тихий, почти пустынный уголок города.
Постояв, Катя сориентировалась, и, подъехав к высокому забору, постучала кнутовищем в ворота.
Сделав мне, знак спешиться, соскользнула с седла.
— Здесь неприлично въезжать во двор на лошади, — пояснила она.
Ждали мы довольно долго, Катя ещё постучала в калитку. Наконец открылось небольшое окошко, появилась бородатая харя.
— Что надо? — спросила харя.
— Хозяина позови.
— Нету хозяина, у князя он!
— Ты что, не видишь, кто к нему приехал, морда? — возмутилась Катя.
— Я вижу, ваша милость, только хозяин не велел!
— Возьми хотя бы заводных лошадей на постой, мы разыщем хозяина, и вернёмся, неудобно одвуконь по городу ездить!
— Что, батюшку опасаетесь? — ехидно спросила харя.
— Не твоё дело, — хмуро сказала Катя, — отворяй ворота!
Как ни странно, ворота распахнулись, нас встретил хитро улыбающийся привратник, к нам уже спешил мальчик, принять лошадей.
— О, и вы здесь! — поклонился мне привратник, — куда же без вас, боярич!
Любит, видно, пошалить княжна, коли нам нигде не удивляются, ни на засеке, ни здесь, на купеческом подворье. Мы сняли поклажу, навьюченную на лошадей, где были упакованы сабли. Нам объяснил Микула, что в городе запрещено ходить с оружием, а если не желаешь расставаться с ним, эфес с ножнами должны быть завязаны специальной тесёмкой.
— Комнату ту же займёте? — спросил мужик.
— Да, только бы баньку нам, или хотя бы бадейку в комнату.
— Хорошо, будет вам и банька, и бадейка.
— Сейчас, Третьяк, проводи нас в нашу комнату, мы оставим свои сумки, сходим к батюшке налегке. Вести у нас для него.
— Вот даже как! — крякнул Третьяк, — провожая нас к терему, вернее, к пристройке с отдельным входом.
— Извини, Лада, там не топлено, сейчас велю протопить, пока вернётесь от батюшки… если вернётесь, будет тепло!
Я удивлялся всё больше и больше. Катя ведёт себя здесь, как хозяйка!
Третьяк провёл нас в просторную светёлку, в которой был стол со стульями, сундуки вместо кроватей, маленькое слюдяное окошко освещало комнату вечерним светом.