Обещаю, больно не будет

Коэн Даша

Дед, вот это пьяное чудовище. И я!

Пошатываясь, встал с лавки и, шаркая ногами, вышел из беседки, а потом и за ограду. Сел в тачку и привалился лбом к рулю, еле дыша и хрипя от ужаса. Уродливая реальность развернулась на сто восемьдесят градусов и теперь, зияя своей смердящей пастью, грозилась сожрать меня со всеми потрохами. И преуспела...

Меня трясло и разрывало на куски. Размазывало. Пока я бессильно не зарычал от боли, которая сковала каждую клетку моего тела. От стыда за себя и свои поступки.

Вот так!

Каким

бы дерзким ни был бык, на банке пишется: «тушёнка».

Глава 26 – Стыд

Вероника

— Так, а ну-ка, на меня посмотри, — за волосы дёрнула я Марту и максимально строго глянула на её заплаканную физиономию. — Живо!

— Смотрю, — всхлипнула девушка, но тут же снова принялась кукситься, в очередной раз поперхнувшись своей личной катастрофой.

— А теперь вставай, снимай с себя все мокрые тряпки и дуй на кухню.

— Зачем?

— Надо, Марта, — вздохнула я, — надо.

Затем я торопливо покинула ванную комнату, быстро переоделась сама в домашнее платье и захватила для своей горемычной подруги банный халат. Та тут же в него завернулась, шмыгая носом и почему-то стыдливо отводя от меня глаза.

Я же только фыркнула, ухватилась за пояс её одеяния и повела Максимовскую за собой на кухню. Там быстро сварганила нам яичницу и пару тёплых бутербродов с сыром и томатами. И выставила это всё добро на стол вместе с бутылкой красного вина.

— Не хочу есть, — потянулась Марта к выпивке, но тут же схлопотала от меня по рукам.

— Не зли меня, — короткий бой взглядов закончился моей победой, и Максимовская всё-таки взяла вилку в руку, а затем мы обе умяли завтрак и вновь уставились друг другу в глаза.

— Не смогу говорить, Ник. Опять разревусь.

Я же только молча встала из-за стола и откупорила бутылку, разливая бордовую жидкость по стаканам и протягивая один подруге. Та сразу же присосалась к нему и опустошила его наполовину, закашливаясь и чертыхаясь.

— Ну? И как ты докатилась до такой жизни, Марта? — отхлебнула и я немного вина, а затем выжидательно уставилась на подругу.

— Сама не знаю, — развела она руками. — Мы с ребятами, с потока играли вчера в боулинг, потом кто-то предложил поехать на шашлыки к Фарафоновым, у них родители же в Турцию укатили. И как-то все оказались не против такого продолжения банкета. Ну и я тоже, чёрт меня дери! Раз — и мы уже сидим с девочками в такси. Два — и уже отжигаем с ребятами. И шашлык был вкусный, и песни громкие, и компания собралась приличная, — подруга неожиданно смолкла, опустила глаза и принялась рвать на мелкие кусочки салфетку.

— А потом приехал Стафеев, да? — решила я её поторопить.

— Да. Приехал, Ник. И не один, а со всей своей командой баскетболистов. Девки сразу верезжать принялись от такой концентрации тестостерона на один квадратный метр. Все, кроме меня, конечно.

— Конечно, — улыбнулась я тепло подруге,

но она только отмахнулась от меня, продолжая сетовать на судьбу.

— И я бы тут же свинтила оттуда, Ника, да только уже не могла. Машину у боулинга ведь оставила, да и мы с девчонками давно налегли на шампанское. К тому же Фарафоновы меня заверили, что баскетболисты долго не задержатся и скоро свинтят в закат. Да только всё пошло не по плану.

— Ты не смогла удержать свой язык за зубами, так?

— Нет, не так!

— Неужели? — конкретно так удивилась я.

— Клянусь тебе! Я вообще даже в сторону этого переростка не смотрела. Мы с девочками на террасу ушли, где Маринка Арина принялась играть на гитаре, а мы голосить песни во всё горло. И нам было весело. Но нет же! Стафеев сам к нам туда сунулся, принимаясь злобно комментировать мои вокальные данные.

— А ты выцарапала ему глаза за это?

— Нет! Я просто встала и ушла.

— Как у тебя не пригорело?

— Чудо! Но я реально сбежала на кухню. Там Лика Фарафонова как раз закусками занималась. Потом какое-то время всё шло ровно. Мы танцевали, пили, смеялись, дальше кто-то предложил сыграть в фанты. Было по-настоящему весело, знаешь ли. Пока...

— Марта, — ухватилась я за руку подругу, видя, как остервенело и отчаянно она принялась кусать свою нижнюю губу.

— Короче, всё закончилось ужасно, Ник. Кто-то из ребят вытащил мою заколку и часы Стафеева. И нам достался один фант на двоих.

— Ой..., — зажала я рот, предчувствуя скорую развязку этой драмы с элементами хоррора.

— Да! По заданию я должна была целых пять минут признаваться этой заносчивой заднице в любви и делать ему комплименты.

У меня по позвоночнику пробежал холодок, а я сама испытала острый приступ сострадания к своей лучшей подруге. Я не вынесла этого зашкаливающего чувства, встала на ноги и подошла к Марте, а затем крепко-накрепко обняла её, всем сердцем жалея её поруганные чувства.

— Ты только представь себе это, Ник, — снова горько расплакалась девушка, — пока бы я говорила Стафееву о своих чувствах, все вокруг ржали бы надо мной. А уж он-то и подавно. Я так чётко тогда это увидела перед мысленным взором, что чуть не тронулась кукушкой. И меня понесло. Я не знаю, что именно я говорила. Не помню — в голове осталась только мешанина уродливых образов и звуков.

Я гладила Максимовскую по волосам и пыталась безмолвно её утешить, но помогало это слабо. Ведь я точно знала, что разбитое сердце не склеить жалостью или простым человеческим участием. Оно, глупое, просит другого лекарства. Горького и запретного.

— Стафеев назвал меня трусихой. Принялся откровенно стебать. И бил точно в цель.

— Что он сказал? — вся ощетинилась я.

— Хэй, Максимовская, я люблю тебя. Просто жить без тебя не могу. Видишь, это легко сказать, когда на человека наплевать. Понимаешь, на что именно я намекаю?