Обитель Неудачников
Шрифт:
– Разве так можно?
– невольно вырывается у меня.
– Милый Славик, - поднимаясь на наше крыльцо, говорит Семёновна, - Подлость человеческая ограничений по тяжести и границам не имеет.
Мы входим в дом. Ставлю миску с пельменями в холодильник.
– Пельменей хочешь?
– спрашивает Семёновна.
– Нет.
Мы у Верки одну порцию уже съели, тетки по рюмочку, а я со сметаной.
– А чай?
– И чай.
– А чего хочется?
– продолжает проявлять заботу Семёновна.
– Узнать, как вы здесь оказались, - говорю.
Мне и на самом
– Не хотите говорить?
– уточняю я.
Хозяйка кривится:
– У каждого свой шкаф со скелетами. Вот помру, тогда и откроете его. И чтобы не было дальнейших вопросов - я нисколько не жалею, что попала сюда. Мне тут комфортно. Это тебе не во всесоюзном серпентарии - Переделкино жить. Я здесь одна на всю округу писательница.
– Принято, - для вида соглашаюсь я.
Но интересно же. Недельку спустя подкарауливаю Веру Палну, спрашиваю о моей хозяйке её, заодно проверяя постулат, что в деревне все про всех знают. Угадал. По словам Веры Палны хозяйке моей и в самом деле в своё время прочили большое будущее. Первую книгу её заметили и оценили. Говорили сам Валентин Солоухин ставил ей перо. Они вместе работали редакторами ещё в издательстве "Советский писатель". Так, что многих известных авторов она знала не понаслышке. Какие из рассказов её наставника или общая атмосфера в писательской среде побудили её написать книгу о плагиате со времён революции до наших дней. Кто у кого и что спёр. Кто истинный автор или соавтор ставших уже классикой произведений. С кем и из-за чего у Ольги Семёновны случился конфликт в этом благородном семействе Вера Пална не знала.
– Не столь это и важно, - заявила она, - Главное, что прилюдно пригрозила издать её в Германии. Это же скандал!
– И как?
– не мог не полюбопытствовать я.
– Как в лучших детективах. Рукопись выкрали, а саму к нам на ПМЖ, от всяких Германий подальше. Только я тебе от этом не говорила, - страшно вытаращив глаза, предупредила Вера Пална.
Тоже пучу глаза изображая понимание и со причастие к тайне. Хорошо ещё обошлось ритуальным заклинанием молчать, а не распиской кровью. Кто знает, какие тут у местных сплетников порядки?
5 СЛУЖБА ДНИ И НОЧИ...
На следующий день встречаю на улице Матвеева.
– Как обживаешься?
– интересуется замглавы.
– Нормально, - отвечаю.
На дежурный вопрос должен быть дежурный ответ. Ну не жаловаться же на чрезмерную опеку хозяйки и на то, что выделенная мне кровать скрипит.
– Я вот сомневаюсь, - помявшись, спрашиваю у Матвеева, - Правильно ли я поступил тогда на празднике с пьяным Витькой-теннисистом?
– Нормально, - успокаивает меня Геннадий Александрович, - Милиция должна быть жесткой, но справедливой.
– Полиция, - машинально поправляю я, - Сейчас её называют - полиция.
– Это там пусть так называют. Здесь ты - милиция. У многих деды в партизанах с полицаями воевали. Мой, кстати, тоже. Я деда уважаю, а новое название нет.
– Хотел ещё спросить.
Рассказываю ему, что ко мне обратились местные
– Зайцеву?
– морщит лоб Матвеев, - Надьку Зайчиху?
– На днях к ней должен приехать жених по переписке.
– Жених с зоны? Откидывается скоро?
– тут же соображает Матвеев, - Гони его сразу, чтоб даже до Зайчихиного порога не дошёл. Иначе потом слёз-соплей не оберёшься.
– А как я его перехвачу?
– недоумеваю я.
– Очень просто. Таксисты к нам не ездят. Даже самые наглючие не выдерживают шмона на нашем КПП. Два раза в день, утром к восьми и вечером около шестнадцати к нам заходит рейсовый автобус из райцентра. Больше, как на нём, чужому сюда не добраться.
Пришлось подежурить несколько дней на остановке. Всё оказалось, как и говорил Матвеев. Женишок приехал вечерним автобусом. Бывший зек, а ныне предполагаемый жених Зайчихи, нахально попытался покачать права перед зелёным участковым. Но ещё до отхода автобуса сообразил, что легко может схлопотать себе новый срок. Автобус увёз его обратно, скорее всего к следующей невесте по списку.
Соображаю, что сам не знаю ту, ради которой старался. Решил навестить её по месту жительства. Дома Зайчихи не оказалось. Дверь открыл белобрысый пацан лет десяти.
– Маманя в ДК, - сообщил он.
Потопал туда. Мотоцикл сегодня я не брал, передвигался по посёлку на своих двоих, благо здесь всё в шаговой доступности. Надьку я разыскал в студии кройки и шиться. Статная дама с выдающейся грудью и русой косой. Платок ей на голову, серп в руки - готовая натурщица для полотен художников соцреализма. Такую преступно лишать женского счастья, но и видеть рядом с ней распальцованного ухажёра тоже не дело. Наплёл ей, что в районе задержали на воровстве такого-то такого. А при нём Надькины письма. Мол сообщили мне по инстанции, чтоб она его больше не ждала, закроют его.
В глазах Зайчихи печаль и слёзы - поверила. А у меня от вранья в душе даже не корябнуло. Ложь во благо. Ложь она всегда во благо. Пусть лучше уж сейчас переболеет Надюха, чем годами потом мучается.
О выполнении поручения отчитался Семёновне, за что был награждён сначала одним пирожком с капустой, затем ещё пятью. Больше в меня не влезло. Гордый собой и безобразно сытый, решил допросить Семёновну, о чём она сейчас пишет?
– В последнее время я всё больше по мемуарам специализируюсь, - не стала скрытничать она.
– По своим? Не рано?
– кажется немного нагловато с моей стороны.
Но Семёновна сегодня в прекрасном настроении, нормально реагирует на шутки:
– Говорить о себе замечательное никогда не рано. Но пока я всё больше чужие мемуары сочиняю.
– И как?
– Как ассенизатор-кондитер.
– То есть?
– сразу не соображаю я.
– Из кое-чего леплю конфетку.
До меня доходит и смеёмся мы оба.
Наверное, все кроме Надьки Зайчихи узнали, что я избавил её от уголовника. Вера Пална была несказанно рада. Игорь-автомастер похвалил меня, а вот Люська-продавщица прилюдно предупредила: