Обитель
Шрифт:
Здесь он сам едва не получил удар, потому что наверху раздался визг и жуткое грохотанье.
– Лося, что ли, они завели и на чердак затащили! – выругался Артём, бросившись на шум.
Выбегая, успел заметить, что свинки в третий уже раз кинулись в одну кучу, всё с тем же, уже теряющим очарование глупым желанием каждой поросятины оказаться ниже всех.
На чердаке было ещё хуже: картина преступления проявилась немедленно.
Крупный рыжий кот сидел в кроличьем вольере и держал в зубах довольно крупного крольчонка.
Тот
У кота были совершенно злодейские глаза.
Глаза эти яростно смотрели на Артёма.
В глазах, казалось, осмысленно живут две проникновенные мысли: первая – “А ты ещё кто такой?”, вторая – “Ох, не успею ни съесть, ни спрятать!”
– Да едрит твою мать! – в сердцах выругался Артём: так его дед ругался, московский купец третьей гильдии.
Кот сморгнул, но кролика не выпустил, а перехватил покрепче.
Теперь Артёму показалось, что кот согласен на переговоры, примерно такого толка: “…Давай съедим напополам, раз так, чего орать-то…”
Остальные кролики в кромешном ужасе вжались в разные углы вольера, иные даже зажмурились. Кролики были чёрного и серого окраса.
– Я сейчас убью тебя, – уверенно пообещал Артём коту, озираясь в поиске того, чем это можно сделать.
Обнаружился железный совок, в который сгребали кроличий помёт.
Завидев в руках человека совок, кот вмиг оставил тихую свою добычу – Артём было подумал, что эта хищная тварь бросится прямо на него, и даже успел слегка напугаться… но коту был просто нужен чердачный лаз за спиной Артёма, который остался открытым.
Скрежеща когтями и по-бойцовски взревев, кот рванул мимо Артёма – вслед полетел совок, но разве тут попадёшь.
Артём бросился к бездыханному кролику, схватил его за шиворот и так и побежал за котом.
Торопиться, впрочем, было некуда: кот пропал.
– Куда ж ты делся? – громко спрашивал Артём, весь позеленевший от натуральной злобы. – И откуда ты взялся? Я ж тебя не видел ни разу! Иди, кролика доедай своего, что бросил-то. Иди, гад!
Трижды обошёл весь Йодпром – без результата. Все двери и окна были закрыты, чёрт знает, куда спряталась эта сволочь. Сдвинул диван, заглянул под все столы, тумбы и кресла, ещё раз обеспокоил морских свинок – тишина.
…Бездумно мерил шагами коридор, обращаясь куда-то в потолок на манер героя древнегреческой трагедии:
– И что я теперь буду делать? Как я объясню смерть моего подопечного животного? Ответь!
“Может, в лесу добыть зайца? Силки поставить и поймать? – всерьёз задумался Артём. – Кто у нас охотник? Василий Петрович вроде охотился. Может, он расскажет, как делают силки?.. Да нет, какой он, к чёрту, охотник, он же говорил, что никого убить не смог ни разу…”
“…Или Бурцева попрошу? «Брат Бурцев, забудем прошлое! Поймай мне зайца! Век не забуду!» Должны тут длинноухие водиться ведь! Никто и не отличит. Пусть
– Или снять с кролика шкуру – натянуть на кота? – вслух предположил Артём. – Слышишь, гад? Натяну на тебя шкуру, будешь с длинными ушами ходить, подонок…
Вернулся ни с чем на кухню, открыл термос, плеснул себе чайку. Решил, что хоть свинок надо покормить – они были ужасно прожорливы.
Предложил им моркови и капусты – те не отказались.
– Что ж вы столько жрёте, сволочи? – спросил Артём, удивлённый.
Наверху вновь ожил кроличий питомник: уселись на свои велосипеды с квадратными колёсами и поехали туда-сюда то по кругу, то наискосок.
“О, – подумал Артём. – Одного сожрали, они три минуты побоялись и снова давай разыскивать, что тут можно погрызть… Всё как у нас на Соловках, никакой разницы”.
Кота Артём мысленно прозвал “Чекист”. Вылитый ведь.
– Кыс-кыс-кыс! – позвал Артём: может, отзовётся на ласку.
“Убью хоть одного чекиста”.
Как же, так и прибежит.
Чекисты в ласке не нуждаются.
Только чекистки иногда.
…Гали всё не было.
Кролик – чёрт бы с ним. С каждой минутой Артём всё явственней тосковал по Гале.
Старался отвлечься, вспоминал о чём ни попадя, но чувство к женщине находило, как проявиться. То вдруг в руках, в ладонях возникало навязчивое, как зуд, ощущение её тела – лопатки, шеи, другого всякого – и тогда Артём прятал руки в карманы, сжимал их в кулаки, чтоб зуд пропал. Тогда на губах чувствовался её вкус, её сладкий пот, мурашки на её шее – и Артём кусал свои губы и облизывался, как тот самый кот.
“Сгинь, Галя! – просил. – А то начну выть тут… Все звери передохнут от ужаса…”
Галя не покидала его.
Незаметные, вновь подкрадывались мысли, тёплые и навязчивые.
“Почему, если проститутка в тот раз велела мне «быстро», – это мерзость? – спрашивал себя Артём. – А если Галя… – он перехватывал воздуха, чтоб додумать… – если она спросила «Ты можешь быстро?» – от этого заходится сердце? Почему? Ведь одно и то же?”
Ловил себя на том, что он опять о Гале, о Гале, о Гале – и спешил далеко прочь, куда-нибудь на волю, в Москву, в Зарядье, в любой трактир – с тарелками гороха на столах – или в кинотеатр…
…Представил вдруг так чётко и явственно, как сидит в кинотеатре, и пронёс с собою бутылку пива, и на экране женщины (естественно, похожие на Галю) заламывают руки, и раскрывают огромные чёрно-белые глаза, и беззвучно кричат…
…Вышел из кинотеатра, вознамерившись погулять – “куда, куда, куда хочу идти?” – скороговоркой спрашивал себя, – вот, к примеру, на Пречистенку – просто пошляться, там жил один дружок…
Встречу его, спросит: “…Где был? Давно не видел, Тёма, тебя!”
“А на Соловках… Разве не знал?” – ответит Артём будто нехотя.