Обитель
Шрифт:
– Богов и не было никогда. Были только полубоги, – сказала Галя, выкладывая каждое слово отдельно и с паузой, чтоб они не слиплись в её захмелевшей гортани.
“Из двух полубогов, – отстранённо подумал Артём, – можно сделать одного бога. Ленин и Троцкий – раз, и готово… Хотя Троцкий, кажется, уже вырван из иконостаса – как зуб”.
Ему было тревожно.
“Лучше бы она ушла”, – подумал он, глядя на Галю.
Галя налила водки и тут же опрокинула её в себя.
Артём подумал,
Он тоже не шевелился.
Потом выдохнула и только после этого будто бы проснулась.
Тихо, с трудом, раскрыла глаза – а тут Артём, Тёмка.
Галя улыбнулась.
Улыбка тоже была чужая и опасная.
– Правда, что в ротах молодых мальчиков пользуют? – вкрадчиво спросила Галя.
– Не знаю. Не видел, – сказал Артём, глядя на неё – только не в глаза смотрел, а в губы, которые странно потеряли свою форму и всё время неприятно кривились, словно зубы во рту нагрелись и обжигались.
– Правда, – сказала Галя уверенным шёпотом. – Используй меня. Я твой… как ты говорил? Шкет! Давай, как будто я здесь лежу на нарах… напуганный.
– Не надо, – попросил Артём очень тихо. – Мне не нравится. Ты не видела, как там. Не играй в это. Пожалуйста.
Ей было всё равно: губы её продолжали кривляться.
– Тогда я тебя использую, – сказала она.
Медленно сползла с дивана, со скрежетом отодвинула мешавший на пути к Артёму табурет – хлеб упал, морковь скатилась, кружки запрыгали, звеня боками…
И тут Галя очень искренне, совсем не пьяно завизжала – в её голосе был такой жуткий испуг, что Артём сам оцепенел.
Она смотрела куда-то за диван.
– Галя! Да что там? – крикнул он, вскакивая.
– Ты… – не находя воздуха, без голоса выдохнула она в ответ, видимо, едва-едва придя в себя. – Ты жрёшь сырое мясо?.. Ты рехнулся совсем, шакал?
Артём наконец увидел, в чём дело – сбоку от дивана лежал кролик, которого он где-то бросил, пока искал кота.
Ужас был в том, что кролик был наполовину сожран – у него, кажется, не было одной ноги и части живота, из которого свисали мелкие кроличьи кишки.
Артём схватил кролика за уши, кишки раскрутились ещё длиннее.
– Тварь, меня вырвет сейчас! – взвизгнула Галя.
– Это не я! – заорал Артём. – Это Чекист сожрал!
– Какой чекист? – заорала в ответ Галя. – Я тебя застрелю сейчас, контрик! – она действительно полезла в кобуру, которой не было у неё на боку, и, заметив это, она пнула валявшуюся возле ноги кружку.
– Это кот! Замолчи, наконец! – гаркнул Артём вне себя, и в ту долю мгновения, когда они оба молчали, раздался грохот.
Стучали в дверь.
Опрометью Артём бросился к
– Да ч-ч-чёрт! – выругался Артём и снова метнулся ко входу, открыл.
Там стояли двое из надзора – впрочем, как сказать – стояли: держались друг за друга.
– Шакал! Где был? – спросил первый и толкнул Артёма в грудь.
Пахло от него погано, будто он водку закусывал лягушачьей икрой с болотным илом.
– Кроликов проверял на чердаке, – с ходу ответил Артём.
– Га! Я же тебе говорил, – сказал второй и тоже пихнул Артёма.
Они прошли туда, где горел свет – Артём оставил, когда бегал за кружками, – но на кухне не нашли, чего искали.
– Тут, одни, бля, крысы водяные, – громко сказал красноармеец; “тут” он произнёс как “тыт”, а слова “водяные” вытянул изо рта, словно оно было длинное и отвратительное, как червь.
– Где кролики, ты, хер? – позвали Артёма.
– Он же сказал: на чердаке, – вспомнил один красноармеец.
– Электричество включи, шакал, – велели Артёму. – Не видно ни ляда.
Артём подумал и включил.
– Вот так, бля! – обрадовались свету надзорные и, грохоча, полезли на чердак.
Артём стоял внизу.
На чердаке раздалось топотанье, мат-перемат, снова топотанье, кто-то, кажется, упал… и потом хохот.
– Да хватит одного, – сказал красноармеец, спускаясь и отхаркиваясь.
Артём посторонился, чтоб не плюнули на него. Потом сделал ещё шаг назад, чтоб его снова не пихнули.
– Тут есть кто ещё? – спросил красноармеец, не глядя на Артёма.
– Нет, – сказал он.
– А бабы есть?
– Нет, – повторил Артём.
– На, разделай и пожарь, – сказал красноармеец, сунув Артёму кролика со сломанной шеей.
“На всю ночь тут останутся…” – лихорадочно думал Артём.
Появился второй красноармеец, последние ступени ему не дались, и он с грохотом их пересчитал.
Посидел на полу, потом кряхтя поднялся. Заметил кролика в руках Артёма, молча забрал, крикнув своему товарищу, пропавшему на кухне:
– Нахрен ты ему дал? Мы с ним тут будем сидеть, что ли? Пошли в женбараке возьмём эту… Ляльку. Она и приготовит.
Артём стоял на месте, моля, чтоб всё это завершилось. Надзорные ещё три минуты что-то мычали на кухне и потом не прощаясь ушли, оставив все двери открытыми.
Артём медленно, боясь сглазить, двинулся следом, в дверях увидел огромную белую ночь – в её свете всё было как голое; торопливо закрылся.
– Галя! – позвал тихо.
В сторожевой каморке её не оказалось. И в лаборатории – нет. И в других комнатах – тоже нет.