Облака и звезды
Шрифт:
Искоса глядя на таблицу, Шаповалов называет годы, месяцы, миллиметры. И вдруг у меня догадка: он же не видит цифр, не может отсюда увидеть, надо подойти ближе — они мелко написаны!
Мы садимся на сруб. Шаповалову сейчас не нужно задавать вопросы. Он будет говорить сам. Лес и вода — его коронная тема. Да и только ли его? Не главная ли это тема Каменной степи, всего степного, полезащитного лесоразведения?
…Шофер Коля привычно вытащил из-под сиденья толстую книгу. По опыту знает: из-за колодезной оградки Андрей Андреевич скоро не выйдет. Вполне можно прочесть главу из «Виконта де Бражелона».
Я тоже приготовился — вынул двухкопеечную
Докучаев доказал свое, поставил оппонентов перед фактом — вещью весьма упорной. Вот этой таблицей колодец говорит: да, лесу действительно нужно много воды. Площадь древесной листвы огромна. А каждый лист через устьица испаряет влагу. Но лес добывает ее из глубоких почвенных слоев, не доступных корням трав. И он же потом с лихвой возвращает земле взятое у нее взаймы. Зимой, лес накопляет снега, весной регулирует таянье сугробов, летом сдерживает сток ливневых потоков, умеряет их прыть, заставляет постепенно впитываться в землю. Леса становятся кладовой почвенных вод, магазином их, по докучаевскому выражению.
Итак, одержан верх над научными противниками. Но это было не все. Докучаев жил в самую глухую пору, пору Александра Третьего, Победоносцева. Недаром он горько жаловался, что «в России трудно чего-либо добиться».
— И знаете, мне и сейчас непонятно, как Докучаеву удалось добиться внимания правительства к своим идеям. Что это — упорство? Умение убеждать? Просто везенье? Ведь подумать только — лесной департамент надо было заставить согласиться на переделку природы, то есть на вторжение в функции самого господа бога! Замысел предерзостный!
Да, план был грандиозный. Опыт, сам по себе невиданный, ставился в невиданно огромных масштабах. На тысячах десятин степи, расположенной в самой засушливой зоне, в самом эпицентре страшной засухи девяностых годов Докучаев вознамерился навсегда предотвратить засуху, неурожай, голод.
Вспоминаются пушкинские слова о Данте: «самый план «Божественной комедии» — порождение ума гениального». Великий русский ученый собирается заново пересоздать землю.
Как? Надо сделать многое: надо спрямить и углубить русла степных рек, надо укрепить овраги, надо превратить в пруды степные балки. И главное — надо вырастить в степи леса, чтобы они неодолимым заслоном встали на пути жарких суховеев. Леса подымут грунтовые воды, сберегут влагу для полей. И тогда в молодых рощах зазвенят птичьи голоса, на дне оврагов пробьются студеные родники, на рассвете выпадет в степи крупная серебряная роса.
Разумеется, чтобы переделать природу, потребно время. Медленно растут леса, медленно — на считанные миллиметры в год — подымаются вверх грунтовые воды, медленно зарастают овраги, заселяются птицами молодые рощи, рыбой — пруды.
Природа живет по своим законам. Чтобы изменить ее, надо глубоко познать эти законы. Поэтому необходимо вооружиться терпеньем, ведь «в громаднейшем большинстве случаев мы не замечаем самих процессов, а удивляемся только результатам». Это — Докучаев.
Природу же надлежит изучать в совокупности всех ее свойств, изучать как единый, целостный организм; вода, воздух, почвы, флора, фауна живут не порознь, а сообща. Все эти «факторы до такой степени трудно расчленимы в их влиянии на жизнь человека, что при изучении их… необходимо иметь в виду всю единую, цельную и нераздельную природу, а не отрывочные ее части. Иначе мы никогда не сумеем управлять ими, никогда
Итак, есть земля, есть необходимые средства. Нужны люди — единомышленники, соратники.
На призыв Докучаева откликнулись ученые разных специальностей. В «Особую экспедицию по испытанию и учету различных способов и приемов лесного и водного хозяйства в степях России» первыми вступили ученики Василия Васильевича, пионеры русского почвоведения Сибирцев и Глинка, за ними пришли лесоводы Собеневский, Высоцкий, ботаник Танфильев, зоолог Силантьев, метеоролог Адамов, агроном Бараков.
Все молодежь, по возрасту — сыновья Василия Васильевича. В июне девяносто второго года прибыли на место. В голой степи срубили избу, в ней разместили штаб экспедиции, здесь же поселился сам Докучаев.
Я спрашиваю Шаповалова, не застал ли он в двадцать третьем году стариков, помнивших Докучаева.
— Как не застать! Да и вы, если бы прибыли не вчера, а годика на три-четыре раньше, могли бы познакомиться с Егором Ивановичем Христенко — он возил Василия Васильевича по полям. Умер столетним стариком. Помнил, как закладывали первые полосы, возможно, и сам помогал сажать дубки.
Начались работы. Докучаев с утра в степи — втыкает колья в местах, где надо построить метеорологические станции, описывает шурфы. Сверху, с безнадежно-чистого, белесо-голубого неба неистово палит солнце, палит без передышки — от восхода до заката.
Жизнь степная сурова — приноровлена к летней жаре, к бездождью, к свирепым, малоснежным, морозным зимам. Почти круглый год ветры. Разница в температурах — летней и зимней — семьдесят градусов. Скудные осадки; только четверть их имеет интенсивность до пяти миллиметров — это влага затяжных, преимущественно осенних дождей. Они промачивают почву. От весенних ливней мало проку — прошумят пенистые потоки, смывая драгоценный гумус, унесутся в овраги, в балки, и снова степь суха до звона.
Как жить здесь деревьям, рощам? Будут ли расти? Будут! Ведь сажали же раньше лес в степи.
В начале прошлого века миргородский помещик Ломиковский первым взялся примирить степь с лесом — посадил на полтавских полях рощи.
«Через все поле сеяный лес — ровные, как стрелки, дерева, за ними другой, повыше, тоже молодняк; за ним и старый лесняк, и все один выше другого. Потом опять полоса поля, покрытая густым лесом, и снова таким же образом молодой лес, и опять старый. И три раза проехали, как сквозь ворота, сквозь лес».
Постойте! Откуда это? Неужели же… Да, он, Гоголь. «Мертвые души». Том второй. Там, где о Костанжогло говорится, о рачительном «хозяине-тузе», который «получает 200 тысяч годового доходу с такого имения, которое лет восемь назад и двадцати не давало»!
Гоголь видел в натуре эти рощи и о хозяйственном назначении их знал.
«Лес у него, кроме того, что для леса, нужен затем, чтобы в таком-то месте на столько-то влаги прибавить полям, на столько-то унавозить падающим листом, на столько-то дать тени… Когда вокруг засуха, у него нет засухи, когда вокруг неурожай, у него нет неурожая».
Рощи гоголевского героя Константина Федоровича Костанжогло — это рощи Ломиковского. Он целую книжку о них написал — «Разведение леса в сельце Трудолюбы». Вышла она в 1837 году в Петербурге. В книжке автор свидетельствует: «Посевы, произведенные мною на открытых полях, всегда значительно отстают от урожая на древопольных местах».