Обломок Вавилонской башни
Шрифт:
– Обслуживающий персонал подстанции есть? – спрашивает Невестин.
– Пока нет. Возможно, и не будет. Но там все на автоматике работает.
Георгий рассказывает Сергею о ночном бое и учит, как правильно обороняться.
Оба офицера бродят по пустырю в поисках следов нападавших.
Находят пустые гильзы и кусок окровавленного бинта. Они видят кровь врага. Георгий понимает, что это итог его выстрела из снайперской винтовки, и радуется своей меткости. Он впервые в жизни пролил чужую кровь. В бою. Георгий не
VI
В кузов «Урала» лезут продрогшие за ночь солдаты взвода Чихории с почерневшим от стрельбы оружием. Джаканов направляется к кабине, берется за ручку дверцы, но Невестин окликает его:
– Товарищ капитан, вам просили передать приказ – оставаться здесь с нашим взводом!
Врач поворачивает к офицерам удивленное лицо, вздыхает и опускает плечи. Он долго смотрит себе под ноги. Затем достает из кармана авторучку и блокнот, вырывает оттуда лист и садится на подножку машины, пристроившись писать.
Чихория и Невестин наблюдают за ним молча.
– Георгий! – зовет взводного Джаканов. – Эту бумажку передашь вместе с ранеными нашим ребятам в медбате. Здесь написано, что я им делал, и перечислены препараты, в которых я сейчас нуждаюсь. Пусть передадут мне при первой же возможности… Мало ли что тут еще будет.
Чихория берет листок и обнимает врача, прижавшись своим побитым, заросшим щетиной лицом к гладкой азиатской щеке капитана.
– Джаканов, спасибо тебе! – Голос Георгия дрожит. – Я всем расскажу, какой ты молодец.
– Да ладно! – вздыхает медик. – Извини, что я сдрейфил вначале.
Он поворачивается к Невестину, делает к нему пару шагов и протягивает руку:
– Ну что, будем знакомиться? Я Джаканов, из медбата…
Чихория садится за руль, хлопает дверцей и запускает двигатель. Водитель с перевязанной шеей лежит в кузове, смотрит в сочащееся влагой небо и начинает засыпать. В его раскрытый рот падают мелкие капельки дождя…
Чихория рулит к медбату. В кузове раненые, уставшие от боли, стонут в беспамятстве. Черный дым пожаров стелется над крышами поселков. Воют и скулят во дворах недобитые собаки. Георгий не слышит этого звериного плача. «Урал» с запотевшим от дождинок лобовым стеклом глушит своим ревом все живое. Только автоматная трескотня царапает слух.
Возле КПП своей части он притормаживает. Перед воротами огромная толпа осетин – мужчин и женщин – с горящими глазами.
Они машут кулаками и требуют оружия. Заплаканные, онемевшие дети сидят у матерей на руках, сгорбившись от рева людей. Осатаневший от диалога с народом майор Савинов, заместитель командира полка по воспитательной работе, стоит на горбатой спине бронетранспортера и, воздев руки к простуженному небу, хрипит:
– Братья и сестры! Мы не можем вам дать оружие!.. Мы сделаем все возможное, чтобы защитить вас и ваших детей от ингушских
Объяснения его тонут в гуле. Две сотни распахнутых темных ртов обстреливают Савинова. Высохшая, как мертвое дерево, женщина в черном платке взбирается к нему по борту бронетранспортера. Чихория пришпоривает своего железного коня и едет в медбат…
– Старлей, золотой мой! – говорит Георгию хирург с воспаленными от бессонной ночи глазами. – Что я с ними буду делать?! У нас ни врачей нет, ни места в палатах. Операционная загружена под завязку. Гони своих ребят сразу в гарнизонный госпиталь!
Он становится на колесо и заглядывает в кузов. Продрогшие солдаты сидят на скамейках, держа над ранеными тяжелое от небесной влаги фиолетовое одеяло, конфискованное на подстанции.
– У тебя тут места полно. Возьми еще несколько человек! Я распоряжусь, чтоб раненых сюда загрузили.
– Я не имею права… – начал было Чихория, но вспоминает, что через толпу у ворот в полк все равно не прорваться. – Ладно. Несите людей сюда!
– Мы мигом! – Врач, пошатываясь от усталости, идет в хирургический корпус.
Выезжая из военного городка, Георгий оглядывается на свой дом. Он на окраине. Возле подъезда стоит танк с закрытыми люками. Окна в доме целы. Чихория облегченно вздыхает.
«Урал» мчится по шоссе, прижимаясь к обочине. Навстречу с дымом и свистом летят боевые машины пехоты, кроша гусеницами асфальт.
– Господи! Что тут творится? – спрашивает он нового пассажира – молодого русоголового прапорщика из медбата, сопровождающего раненых.
– Кударцы, – отвечает сосед с печальными глазами, выдыхая едкий дым «Примы». – Вы не гоните так, товарищ старший лейтенант, не дрова везете…
– Какие еще кударцы? – удивляется Чихория, сбавляя скорость.
– Кударцы – южные осетины. Ополчение из Цхинвала. За два с половиной часа через перевалы пришли. Опытные боевики. С грузинами воевали, – и косится на грузинский нос Георгия.
– Звиздежь! Не может быть, – качает головой Чихория. – Это же почти двести километров, да через гору, да на гусеницах!..
– Мало того, они шли ночью. – Прапорщик выбрасывает окурок в окно.
– Тем более звиздежь, – говорит Чихория. – Ты же военный человек: должен понимать, что такого быть не может.
– По чем купил – по тому и продаю… Не верите – как хотите. Но они уже вчера утром тут были. Сутки воюют… А вы что, ничего не знаете?
– Я подстанцию охранял. Не в курсе.
– Ясно… Так вот, говорят, кударцы и наши десантники ингушей из города выбили. Теперь в поселках бои идут.
– А десантники откуда взялись?
– Ясно, откуда – с неба… А вам кто облицовку отрихтовал? – спрашивает прапорщик, рассматривая побитое лицо офицера.
– «Враги народа», – без долгих объяснений отвечает Георгий.