Обнаженная в шляпе
Шрифт:
– А кто восьмая? – поинтересовалась Наташа.
– Алена, – с тихой гордостью сообщил Игрушка.
– Успел? – ахнула Наташа.
– Ты была права, – не отвечая на прямой вопрос и предоставляя ей делать выводы, сказал Игрушка. – Между ней и Костяем действительно нечего не было. Ну, кто у нас там дальше по списку? Читай, Витек!
Зуев взял список и открыл рот.
Туг отдельская дверь опять распахнулась, и на пороге возникла роскошная женщина. Зуев увидел ее и онемел.
Этой женщины никто не знал.
– Здравствуйте, – сказала она, ставя
– Да, отдел коммунистического воспитания, – ответил Игрушка. – Присаживайтесь! Вы по какому поводу?
– Мне нужен Телегин, Костя Телегин. Наташа и Зуев переглянулись.
– Телегина сейчас нет, – сообщил Игрушка. – Он несколько того… приболел.
– Что с ним? – быстро спросила женщина, обводя сотрудников отдела округлившимися глазами. – Я так и думала! Дома его нет, к телефону он не подходит… он в больнице?..
– К сожалению, в больнице, – подтвердила Наташа. – Да вы не волнуйтесь, все уже позади!
И она сделала коллегам знак рукой, означающий: «А ну брысь отсюда!»
Игрушка и Зуев одновременно отступили к двери и выпихнулись в коридор.
– Это что-то новое! – сказал Зуев.
– Номер девятнадцатый, – сосчитал Игрушка. – Как же мы ее проворонили?
– Может, он ее в какой-нибудь командировке завлек? – предположил Зуев. – Какая-то она не здешняя… не наша.
– Логично мыслишь… Они помолчали.
– Надо Соломину позвонить, – решил вдруг Игрушка. – Может, он за эту ниточку уже тянул?
– И что ты ему скажешь? Ты хоть знаешь, откуда она явилась и как ее зовут? – резонно спросил Зуев. – Объяснишь, что у нее длинные ноги и накрашенные глаза?
– Надо обождать, пока Наташа что-нибудь выведает, – решил Игрушка. – Давай засядем в рабочем отделе, оттуда слышно, как у нас дверь хлопает. Все равно там сейчас никого нет и открыто.
– Не редакция, а проходной двор, – проворчал Зуев. – За пять лет не припомню случая, чтобы хоть один отдел был заперт на ключ. На задвижку изнутри – это бывает. Помню, где мы прячем отдельский ключ, но не помню, чтобы когда-нибудь им пользовался!
Тут из отдела выскочила Наташа со стаканом.
– Ну-ка, пропустите! – скомандовала она. – Она там совсем созрела!
– Рыдает?! – воскликнул Игрушка.
– Почти. Сухая истерика. Это еще хуже. А знаете, как ее зовут?
– Ну? – хором спросили Игрушка и Зуев.
– Только не упадите – Галина Телегина!
Глава четырнадцатая НАШЕСТВИЕ
Мгновенно насладившись произведенным эффектом, Наташа понеслась за водой.
– Ничего себе! – воскликнул, очухавшись, Игрушка. – Костяй-то, Костяй! А? Вот это да!
– Вот теперь и надо звонить Соломину! – напомнил Зуев. – Мистика! Вот это так явление! И, главное, когда?! Как нарочно!
Дойдя до поворота коридора, Зуев вдруг остановился и попятался.
– Обратный ход! – шепотом скомандовал он.
– Что такое?
– Там эта, которая дизайнерша… Идет на нас!
Отступать
Дизайнерша проходила в списке под номером пятнадцатым.
Друзья подглядывали в щелочку, как дизайнерша, озираясь, постучала в дверь отдела пропаганды, явно перепутав се с дверью отдела коммунистического воспитания, как она нерешительно приоткрыла эту ненужную ей дверь и вошла в пустой отдел.
– Что сейчас будет! – прошептал Игрушка. – Она сунется к нам и столкнется с Костянской женой!
По коридору пробежала Наташа с полным стаканом.
Зуев высунул руку и попытался втащить Наташу в дверь с надписью «М».
Но Наташа таких пошлых шуточек не понимала. Она выплеснула неизвестному шутнику в засаде стакан воды прямо в глаза и побежала за другим стаканом.
– Балда! – вдобавок обругал мокрого Зуева Игрушка. – Включи думатель!
– Надо же было объяснить ей, чтобы она увела эту Телегину из редакции! – оправдывался Зуев.
– Объяснил!..
Они выскочили в коридор и побежали следом за Наташей. Женский туалет находился по другую сторону лестничной площадки, но влетев туда, Игрушка с Зуевым опять вынуждены были по-пятиться.
По лестнице поднималась кандидатура номер восемнадцать.
Ее звали Шурочкой, и она была врачом.
Шурочкины каблуки сурово и гулко колотили по щербатым ступенькам.
– Ой, мамочки! – только и сумел выдохнуть Зуев.
Шурочка остановилась, глядя то направо, то налево, соображая, в каком коридоре находится дверь отдела коммунистического воспитания. И пошла не в ту сторону.
Конечно, бегство на улицу было не идеальным выходом из положения. Но Зуев и Игрушка опомнились уже чуть ли не на проезжей части. Они схватили друг друга за руки и устояли на тротуаре. Мимо пронесся троллейбус.
– Ничего себе нашествие! – воскликнул Зуев.
– Все очень просто, – объяснил Игрушка. – У него был четкий график. Из-за больницы график засбоил. Вот они и затрепыхались.
– Это слишком просто, – сказал Зуев. – Ты представь на минутку, что одна из них – та самая, с родинкой. И рэкетиры прислали ее за бумажками Костяя! Ты представь, что не одному Соломину хочется найти черновики материала про рэкет!
– Так-то оно так, только родинка-то одна, а женщин явилось три штуки, – возразил Игрушка.
– Четыре… – вдруг каким-то не своим голосом ответил Зуев, – ей-богу, четыре! Ей-богу – это ведь она… твердый орешек!
– Где? – изумился Игрушка.
– Да вот же… не таращься. Чучело… в витрине!
Имелось в виду, что напротив редакционных дверей по ту сторону неширокой улицы была витрина трикотажного магазина. В ней процветал авангардистский лаконизм. А именно – стояли два человекообразных манекена, обряженные в вязаные платья, а больше ничего и не было, ни какой-либо занавески для фона, ни элементов дизайна. Манекены воспринимались как часть толпы, бродящей по магазину, и только их вычурные позы заставляли случайного наблюдателя сперва задуматься, а потом обратить внимание на неподвижность фигур.