Обнаженная в шляпе
Шрифт:
– Нет, это отпадает. Не люблю, знаете ли, кого-либо обременять собой, – с очаровательной улыбкой ответила Телегина.
– Делать нечего, придется тряхнуть старыми знакомствами. Наташенька, мы прежде всего заедем в гостиницу «Маяк», там у меня одна приятельница администратором. Оставим там сумку и тогда уж-в больницу, А по дороге заедем на рынок, купим Косте фруктов.
– Может, не стоит сегодня в больницу? – ласково спросила Наташа. – Вы с дороги, устали. Поезжайте лучше на редакционной машине в гостиницу, а завтра звоните сюда, договоримся…
После взрыва взаимной вежливости
– Что-то мы делаем не так… – мрачно заметил Игрушка.
– Ну, не могла я ей сказать, что Костяй в реанимации! – взорвалась Наташа. – Не могла так сразу. Понимаете?!
– Ладно. Ты, Витька, позвони Соломину. расскажи ему про это странное явление, – попросил Игрушка, принимаясь хозяйничать у себя на столе. – Черт, блокнот куда-то задевался… Наташка, кинь материал про торговый комплекс на машинку… Стой, а он куда запропал? Я сейчас ухожу, и до конца дня меня не будет. Ясно? Что за ерунда… Витька, ты у меня ничего не брал? А ты, Наталья?
– Клей! – ответил Зуев. – И строкомер. Вот они у меня.
– Нет, не то! Фотографию!
– Какую? – предчувствуя ужасный ответ, прошептали Наташа и Зуев.
– Какую, какую! Ту, в шляпе!
– Ищи как следует, растяпа! – вызверилась Наташа. – Сейчас я сама у тебя все перерою!
Дважды и трижды они перелопатили Игруш-кин стол, заглянули под кучу газет на подоконнике и в мусорник. Обнаженная в шляпе как сквозь землю провалилась.
Глава пятнадцатая ИДЕЯ
– Супруга! – воскликнул Зуев.
– Не может быть! Это твердый орешек! – ответила Наташа.
– Одно из двух – или Шурочка, или дизай-нерша Люська, – подвел итог Игрушка.
И они еще минут десять переругивались, причем каждый отстаивал свою версию. Тут выяснилось, что Игрушка с Наташей еще полгода назад подозревали Шурочку, Люську и орешка в причастности к уголовному миру. Зуев же не утерпел и прошелся насчет того, как легко обмануть отдельных представителей прессы фальшивой истерикой.
– Она женщина, а не агент ноль семь! – вступился за Наташу Игрушка. – Вот только так она и должна реагировать на чужое горе, понял? А то у нас скоро вообще женщин не останется.
И тогда они стали соображать – украла женщина фотографию только потому, что та подвернулась под руку в куче Игрушкиных бумажек, или она эту фотографию искала нарочно.
– Я больше склоняюсь к мысли, что это все-таки твердый орешек, – начала Наташа, – потому что у орешка имидж внесексуальной женщины. Погодите, не перебивайте! Я знала одну особу, так та стеснялась смотреть на себя голую в зеркало, ей-богу! Возможно, орешек в панике, что кто-то увидит ее формы на картинке, хоть лица там и нет, но формы-то есть! И первая мысль такой, с позволения сказать, женщины: какой кошмар, все узнают, что это моя задница! А если, не дай бог, эту штуку увидит законный муж? Учтите, она единственная из кандидатур замужем.
– Все равно непонятно, почему она шарила именно в моем столе? – не унимался Игрушка.
– Вероятно, потому, что знает – сотрудник Кошкин тянет к себе в коллекцию любую обнаженную натуру, которая временно оказалась бесхозной! –
– Одно благо во всем этом есть! – вдруг заявил Игрушка. – Круг сузился до предела. Четыре кандидатуры, понимаете! Одна из них – с родинкой! Ребята, мы побеждаем! Одна из них – с родинкой!
– Если учесть, что костяйская супруга могла сгинуть в неизвестном направлении, а к твердому орешку не подберешься, то, конечно, победа уже в руках, – съязвила Наташа.
– Пускай к ним Соломин подбирается, – буркнул Зуев.
– Здравствуйте, – сказал, входя, Соломин, – К кому это я должен подбираться? Ему коротко объяснили ситуацию.
– Печально, – согласился Соломин. – А печальнее всего, что ни одна из трех женщин в материалах следствия не фигурирует. Это – раз. В бумагах Костяя нет ни адресов, ни телефонов, ни писем этих женщин, решительно ничего. Зато есть куча другого народу, в том числе кооператоров, и мы их теперь проверяем. А что касается четвертой женщины – так вы ведь и сами не знаете, кто она такая. Говорите, поехала в гостиницу? Но могу держать пари – в гостинице ее нет.
– Неудивительно, координаты своих подруг Костяй держал в голове, – сказал Игрушка. – А что – два?
– Два – женщина, которая взяла твои бумажки и фотографию, будет теперь предельно осторожна. Вы уже не подловите ее на каком-нибудь дешевом трюке. Она не хуже вас понимает, что опознать ее можно только по одной примете. И она лучше месяц мыться не будет, если заподозрит, что за ней могут подсматривать.
– Костяйская голова нам пока недоступна, – заметил Зуев. – Мы сделали глупость – надо было сразу продублировать эту фотографию. Теперь бы мы просто предъявили дубликат по очереди всем кандидатурам – и никаких проблем.
– Ты надеешься на обморок? – ехидно осведомилась Наташа.
– Он прав, – вступился Соломин. – Женщина уверена, что единственный экземпляр снимка у нее в руках. Первая реакция совершенно непредсказуема. Но поезд уже ушел.
– Погодите, ребята, погодите… – зашептал Игрушка. – Еще не все потеряно! Есть идея!
– Гони идею! – потребовала Наташа.
– Идея проста. Помните, когда мы нашли фотографию, сколько было кандидатур? Восемнадцать – только тех, кого мы отобрали. А почему? Потому что мы привыкли видеть человеческую фигуру только в одежде и совершенно в телосложении не разбираемся!
– Ты уже как-то проповедовал, что в светлом будущем одежда отомрет и останутся только набедренные повязки! – напомнил ему Зуев.
– Я и теперь это проповедую. Мы не разбираемся в человеческом теле, и тут у нас прямо какое-то раннее средневековье. Линии мужской и женской фигуры для нас – запретная тема. Мы позволяем себе разве что оценить ширину мужских плеч и узость женской талии, и то изредка. За те семь десятков лет, что существует наша печать, было ли сказано хоть в одном очерке про героя, что у него короткие мускулистые ноги, удлиненный торс и выпуклая грудная-клетка? Или про героиню – что у нее узкие бедра и круглая талия, производящая даже впечатление небольшого животика? А? То-то! В лучшем случае: у него – решительный взгляд, у нее – открытая улыбка. Тела под спецовкой и халатом нет. Ему там быть не полагается!