Оборотень на щите
Шрифт:
— Отдаю ты мой воля. Беру ты муж.
Она намерено говорила корявей, чем могла, в надежде избежать опасности, которую сулило фальшивое замужество.
— Дословно, — резко приказал Силунд. — Повторяй за мной. Ты мой муж, я твоя жена. Отныне твоя воля будет моей.
— Мой воля ты, — выдавила Света.
— Сигвейн, беритесь за серебро, — велел Силунд. — Ты решила поразвлечься, дротнинг? Поддерживаю. Ставлю, верней, ложу на волка…
Ее прошибло ужасом. И Света почти без акцента, без всяких
— Ты мой муж, я твоя жена. Отныне твоя воля будет моей.
Потом она лихорадочно оглянулась на берег.
Альвийки, окружавшие Ульфа, не сдвинулись с места. Но одна из них зачем-то отвела руку вбок — изящно, отставленным крылом.
Я могу надеяться лишь на безумное везенье, подумала Света, снова взглянув на Силунда. А следом в уме скользнуло — какие красивые глаза. И она похолодела, осознав, что думает о фиалковых очах альвийского конунга.
— Наконец-то, — отрывисто сказал Силунд. — Продолжай смотреть мне в лицо, дротнинг. Да не жмурься. Не отворачивайся. Тебе это понравится.
Он прекрасен, решила Света, уже растворяясь во взгляде Силунда. В фиалковых радужках мерцали золотые искры, сияние их подсвечивало грани безупречных скул…
И словно издалека до нее донеслось новое распоряжение альвийского конунга:
— Сигвейн, прикончи волка, да поскорей. С ним что-то не то, а я не хочу рисковать.
Но он же обещал отпустить Ульфа, смутно мелькнуло у Светы.
В следующий миг она уже забыла об этом. И застыла, удивляясь тому, как страстно шевелятся губы Силунда при разговоре. И рот у него цвета бледной пепельной розы, с надменным изгибом губ…
Силунд, не обращая на нее внимания, отвернулся. Бросил:
— Одинсон, передай своему отцу, пусть начинает. Надо ковать мост, пока все сошлось.
— Передам, — отозвался рыжеволосый Тор. — Но будет лучше, если ты сначала заберешь дар у этой девки. Нельзя оставлять за спиной мастера рун, пусть и очарованного.
А Ульфа, наверно, сейчас засыпают серебром, мелькнуло у Светы.
Затем она снова встретилась взглядом с Силундом — и восторженно вздохнула.
Тело волка, лежавшее у ног альвиек, не шевелилось. Но серебро уже не пережигало в уголь плоть, и ему не нужно было бесконечно возрождать мускулы с жилами. Волк приходил в себя. Дышал все глубже, ровней.
Уши, походившие на две обгорелые черные пробоины за лбом, напряженно ловили звуки.
Меня поймали, осознал зверь. Рвать, грызть? Серебро рядом. Оно близко. Слишком близко.
И самки, стоявшие сбоку — те, кто умеет звать. Даже запах их поет в обожженных ноздрях, не давая двигаться…
Мне нужен тот, другой, решил волк. Второй. Иначе на тело снова нацепят раскаленную чешую из серебра.
Зов этих самок на второго не действовал. Верней, действовал,
В своем сознании волк беззвучно взвыл, призывая человека. Который исчез, оставив ему это тело. Волк выл молча, думая о рыжей самке. Она тоже была здесь. Но почему-то стояла в стороне, не подходя к нему. Хотя прежде сама подбегала.
Полусожженный волчий нос ловил в запахе рыжей самки что-то гниловато-кислое, чужое. Не ее. Об этом зверь тоже думал, пытаясь сбежать от боли, заполнившей мир.
ГЛАВА 11
Он все-таки пришел, с изумлением подумал Ульф, пробуждаясь от долгого сна. А следом удивился — кто он? Почему "все-таки пришел"?
Понемногу отраставшие уши вдруг выплеснули на него море звуков. Волчий нос, поспешно залечивая сожженную плоть, расписал мир запахами, текшими со всех сторон.
А следом обрушилась боль, жегшая тело. Уже сквозь нее Ульф опознал один из запахов…
Локки, подумал Ульф с ненавистью и надеждой. Так он все-таки пришел. Может, хоть теперь все будет иначе? Не как в Асгарде, когда в глотку вбили серебряный меч?
Странноватая мысль мелькнула и исчезла, смытая другой — Свейта тоже тут. И с ней что-то неладно. Она пахнет желанием, но цветочный запах страсти словно прокис и прогнил. А над ним плывет горечь недавно испытанного ужаса. Стыд. Много стыда. Резь тревожного озноба…
В руке альвийки, стоявшей над Ульфом, вдруг появилось ведро. Возникло само по себе — тяжелое, полное побрякушек из серебра. В следующий миг ведро начало опрокидываться.
Бежать нельзя, за один удар сердца осознал Ульф.
Сейчас или забьют, или выдернут волка изнутри. И как бы ни упирался зверь, но на зов альвиек он придет. Приползет, снова выбравшись из погребов сознания. Сразу отодвинет в сторону человечьи мысли и будет слушаться альвиек.
Надо ждать. Ждать, пока альвийки расслабятся — и хоть на пару мгновений перестанут источать зов. Надо притвориться мертвым. Надо терпеть…
Ждать.
Серебро рассыпалось по черной плоти. Беззубые челюсти хрустнули, но звук утонул в звоне серебра.
В двадцати шагах от волка белокурый альв резко дернул головой — как будто что-то куснуло его за ухо. Светлые пряди от движения разлетелись, открыв серьгу, мотнувшуюся под ухом золотым яблочком. Следом альв приподнял руки и шевельнул пальцами.
Напротив него тут же возник высокий старик в синем плаще. С седой гривой, пронизанной редкими рыжими волосками, с пустой глазницей, прикрытой ввалившимися, сморщенными веками. И с шариком золотой серьги в левом ухе.