Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

Назвать царя по его имени и имени его отца было знаком вопиющего непочтения, и Илья пошёл на это вполне сознательно.

– Агамемнон, сын Атрея, – повторил конквестор, когда стих возмущённый гул. – Мои мирмидоны на этой войне за тебя сражаться больше не станут.

* * * У заснеженных останков Шушморского капища, расположившись на сидении настолько удобно, насколько это позволяли не очень-то соотносящиеся с понятием комфорта внутренности "УАЗика", с айпадом в руках коротал время Ян. Едва только Илья открыл дверцу и с надеждой заглянул внутрь, конквестор отрицательно покачал головой, предвосхищая вопрос:

–

Нет, его не нашли.

– Не понимаю, – покачал головой Илья, забираясь внутрь, – Ведь ОМОН весь район в оцепление взял, да и ребята у Владимира Кондратьевича все толковые – Ахилл просто не мог мимо них проскочить. Не мог! Вот представь себе – вываливается он из прохода, вокруг снег, холод, чужой мир – ну что он будет делать? Долго кружить на месте, пытаясь сообразить, как вернуться обратно. Ну, предположим, потом решит начать куда-нибудь двигаться. Но далеко ли он уйдёт – зимой, в сандалиях и лёгком хитоне? Ясно, что недалеко. ОМОН ведь приличный радиус взял, так? Километров двадцать. Ну не мог Ахилл против них проскочить! Никак не мог!

– Илья, ты меня-то чего убеждаешь? – добродушно перебил Ян, чувствуя, что парень завёлся. – Расскажи лучше, как дела.

– Хреново.

– А что так?

– Действительно, что так, – пробурчал Илья, высвобождаясь из доспехов. – Даже и не знаю, с чего начать. Морда словно не моя – будто зубной сделал обезболивающий укол на всё лицо, и анестезия никак не проходит. Постоянно настороже, опасаюсь попасть впросак, боюсь проколоться на любой мелочи. Битва эта чертова. Терсит со своими воззваниями. Да ещё и амазонка…

– Какая амазонка?

– Ахилловы бравые молодцы захватили одну в плен, порадовать вождя, будь они неладны, хотели. Кажется, предводительница…

– Пенфесилея?

– Точно.

– И что?

– И ничего, – мрачно отозвался Илья и поморщился, вспомнив сцену в шатре, – Агамемнон притащил её к себе как раз тогда, когда мы с ним выясняли отношения. И пока мы обменивались любезностями, она себя заколола.

Ян равнодушно пожал плечами:

– Ну, во-первых, Пенфесилея так и так погибает от руки Ахилла, правда, обычно попозже; впрочем, это особой роли не играет. Во-вторых, знаешь, если исходить из того, что её ждало в плену у Агамемнона, она сделала правильный выбор.

Илья скривился.

– Попытайся для разнообразия сфокусироваться на позитивном, – предложил Ян. – В этой операции ты приобретешь поистине бесценный опыт. Насколько я знаю, никто за всю историю "Бастиона" не замещал столь значительную историческую персону. Про тебя ещё писать будут в наших учебных пособиях для новичков, – с улыбкой закончил он.

Илья не поддержал шутку, но и не стал спорить. Он откинулся на жёсткую спинку неудобного сидения "УАЗика" и глянул в окно, на безжизненный, замёрзший, укутанный снегом лес. Представил себе Ахилла, вывалившегося из прохода на ледяную поляну – в короткой легкой тунике, доспехах и тонких сандалиях на босу ногу. В такой мороз непривычный к холодам грек не то что до Москвы или Владимира – до ближайшей деревни не дойдет, околеет по пути. Найдут его, закоченевшего, очень нескоро, в лучшем случае по весне; безымянный следователь добавит ещё одного "подснежника" в длинный список неопознанных трупов, что появляются из-под тающего снега в конце марта, предпримет вялые попытки установить личность, и, так ничего и не выяснив, махнет рукой и добавит в статистику следственного комитета еще один "глухарь"…

Пригревшись в тепле, Илья как-то незаметно заснул, и разбудил его Ян уже у подъезда дома.

Старая кирпичная девятиэтажка, долгие годы простоявшая серой от грязных дождей и наплевательского к себе отношения жильцов и муниципальных служб, прошлым летом была выкрашена в весёленький желтый цвет. Тяжелая металлическая дверь подъезда, заляпанная обрывками многочисленных объявлений "Продается", "Сниму" и "Сдам", неохотно пропустила Илью внутрь. Повеяло жареной картошкой, вареной капустой и мусоропроводом. Лифт не работал, лампочку на первом этаже в который раз

разбили… И всё равно это была цивилизация! Принять душ, заварить кофе и уставиться в телевизор – сейчас Илья с нетерпением предвкушал эти незатейливые вещи. Но едва только он поднялся на четвертый этаж, как дверь напротив его квартиры распахнулась, и в проёме показалась соседка Валя. "Будто у глазка стояла, меня поджидала", – подумал конквестор с досадой. Пригляделся к соседке и решил, что, вполне возможно, так оно и было. Высокая русоволосая тридцатипятилетняя женщина была красива. Точнее, была бы красива, если бы не измучили так её вечное безденежье, двое непоседливых детей, вот уже четыре года как живущий с ними в двухкомнатной квартире больной свёкор и, самое главное, непутевый муж Славик. Растрепанная, с припухшими глазами, в бесформенном фланелевом халате, Валя молча смотрела на соседа, не замечая явных изменений в его внешнем виде.

– Что он на это раз выкинул? – сразу сообразил Илья.

Муж Вали, Славик, работал в милиции, а потом – в полиции вот уже пятнадцать лет, и до сих пор остался простым пэ-пэ-эсником.

Несмотря на усилия жены постоянно мятый и грязный, всегда чуть-чуть с бодуна, Славик обладал отменной способностью вляпываться в самые разные неприятности и переходить дорогу не тем людям. Он был "пьющим интеллигентом" и очень любил рассуждать о политике, причем так, что вроде бы очевидные вещи, о которых писали газеты, в его устах приобретали совершенно другой смысл. Славик сопоставлял разрозненные незначительные факты и делал на их основе столь неожиданные и при этом верные выводы, что его собеседник лишался дара речи. Будь он следователем, цены бы не было его способностям, но Славик оставался рядовым пэ-пэ-эсником, а на этой работе такие умения особо не требовались.

Иногда на Славика нападали приступы раскаяния и трезвости, и тогда он ненадолго становился образцовым представителем правопорядка. Даже слишком образцовым, потому что в нём пробуждалось обострённое чувство справедливости, и тогда он ни в какую не желал поступаться своими принципами, и ему было не важно, кто совершил правонарушение – простой обыватель, богатый бизнесмен или представитель власти. И если коллеги в глубине души его за это и уважали, все они прекрасно понимали, что вот именно поэтому не светит Славику ни карьерный рост, ни лишняя звезда на погонах.

Соседа Славик очень уважал, ибо подозревал, что тот – секретный агент ФСБ. Подозревал небезосновательно – ведь Илья не раз и не два выручал незадачливого пэ-пэ-эсника, когда тот вляпывался в очередные неприятности с не теми людьми. Несколько месяцев назад, например, помог замять инцидент, когда Славик в припадке благородного гнева разбил все стекла и фары на дорогущем тонированном "Навигаторе" и разок врезал водителю, на скорости чуть не въехавшему в толпу школьников, переходивших дорогу. Водитель оказался помощником депутата, брызгал слюной, грозил пришить "обнаглевшему менту" "тяжкие телесные" и обещал стрясти кучу бабла за физический и моральный вред…

Из всхлипываний Вали Илья уяснил только то, что непутевый её муженёк опять вляпался в неприятности, что за ним приезжали из прокуратуры, что сказали – на этот раз Славик допрыгался, и теперь его точно посадят.

Выслушав сбивчивый рассказ соседки, Илья заскочил к себе домой, быстро переоделся в джинсы и свитер, грустно посмотрел на диван в зале и маняще приоткрытую дверь ванной, плюнул про себя и пошел к соседям, подальше от соблазна. От них позвонил в прокуратуру и, обстоятельно побеседовав с одним из своих бывших коллег, с которым водил приятельские отношения, выяснил, что к старшему сыну Славика, в этом году перешедшему в шестой класс, привязались старшеклассники, вымогали деньги. Когда Славик про это узнал, то, недолго думая, пришел в школу разбираться. Вымогатели-девятиклассники, не долго думая, послали мятого пэ-пэ-эсника на три буквы и уверенно заявили: "Ничего ты нам не сделаешь, мы ментов не боимся, а вырастем – станем крутыми бизнесменами, а такие, как ты, будут нам пятки лизать". Славик на это, ясное дело, обиделся и решил ребят проучить – схватил самых крикливых за уши, отволок в отделение и подержал пару часов в "обезьяннике".