Оборотная сторона героя

Ясинская Марина Леонидовна

– Не наш, – отмахнулся счастливый Ломец.

Впрочем, радость от освобождения скоро сменилась беспокойством. Едва только Ломец получил обратно изъятые при задержании вещи, он обнаружил аж две смс от Хохломы, срочно вызывающего его на общий сбор к "Сёстрам Хилтон".

Первое сообщение пришло почти два часа назад. Ломцу было страшно представить, в каком бешенстве будет Хохлома из-за такого серьезного опоздания. Правда, обычно старшак не орал, и в ярости его никогда не видели. Но порой мелькало в прозрачных глазах Хохломы что-то такое дикое и безумное, отчего пробирало до костей, и никому не хотелось оказаться свидетелем того, как это нечто вырвется однажды на свободу.

* * * Голова

у Илья не просто раскалывалась – казалось, она была зажата раскаленными, сжимающимися все туже металлическими обручами, и черепная коробка должна вот-вот треснуть, как переспелый арбуз. Любое движение отдавалось болью во всем теле, свет резал глаза, стоило лишь только самую малость приподнять веки. Горло пересохло, рот был словно забит песком, кровь пульсировала в переносице. Илья глухо застонал и попытался перекатиться на бок. Лучше бы он не просыпался! Что произошло? Воспоминания о прошедшем дне как-то смазались и перепутались. Кажется, он вчера жаловался на температуру и насморк… Да не мог еготак скрутить какой-то грипп. И вообще – от банальной простуды так не выворачивает. Даже с похмелья – и то легче. Илья помнил, что приходил Ян с лекарством. Потом ему стало легче, а после… После начинался туман. Была битва. Да, точно, была. Кажется, он сражался. Кажется, убивал. Долго ли шла битва? Чем она завершилась? Сколько он проспал? Это всё тот же день – или уже следующий?.. Потребовалась, казалось, целая вечность, чтобы сесть, и еще столько же – чтобы всё прекратило кружиться перед глазами. Затем Илья медленно, стараясь не шевелить головой, оглядел палатку. Взгляд наткнулся на кувшин с водой. Мозг впервые с момента пробуждения подал сигнал, не связанный с болью: "Вода!" Пересохшее горло спазматически сжалось. Да, ему нужна вода. Много воды. Черт возьми, да он же просто погибает от жажды! Но кувшин находился аж в противоположном углу палатки. Сейчас преодоление этого расстояние для Ильи было сродни путешествию с Калининграда на Камчатку – он с трудом удерживался в сидячем положении. Позвать кого-нибудь на помощь? Нет. В туманной глубине слабым колокольчиком прозвенело напоминание о том, что он здесь – вместо Ахилла, и демонстрировать подобную слабость подчиненным никак не стоит. Кроме того, Илья не был уверен, что сможет издать достаточно громкий звук, чтобы его услышали снаружи. Словно подстёгнутый отчаянной жаждой, мозг подсказал: "Брисейда". Точно, девчонка всегда в палатке! Илья, по-прежнему стараясь не поворачивать шею, обвел глазами внутренности шатра. Увидел Ахиллову пленницу, как обычно, свернувшуюся в клубочек в углу. Она настороженно наблюдала за ним и вздрогнула, встретив его взгляд.

– Воды, – прохрипел Илья.

Девчонка метнулась за кувшином. Трясущимися руками Илья взял протянутую плошку, выпил в два глотка и прохрипел:

– Еще.

Он осушил почти два кувшина, прежде чем почувствовал, что, наконец, напился. В голове немного прояснилось, чуть отступила боль. Теперь можно попытаться восстановить события вчерашнего дня.

Как раз в этот момент в палатку заглянул Ян.

– Проснулся? – поинтересовался он, и, не дожидаясь ответа, всунул ему в руку таблетку: – Пей.

Илья с усилием протолкнул таблетку в горло и откинулся на постель. Ян присел рядом, внимательно оглядел Илью и осторожно поинтересовался:

– Что, плохо?

–

Очень, – выдохнул Илья. – Куда хуже, чем вчера.

– Хуже?

– Намного… Что это за заразу такую я подхватил?

– Не знаю. Но разлеживаться тебе нельзя – намечается очередная битва.

– Ян, я пошевелиться не могу – перед глазами карусель.

– Сейчас лекарство подействует, и все пройдет.

– Меня вчера никто по черепу не приложил?

– А что?

– Да просто голова раскалывается.

– Нет, сегодня утром ты отделался несколькими мелкими порезами, так что всё нормально. Лежи, приходи в себя.

"Всё-таки медики нашего техцентра знают, что делают", – подумал Илья уже через несколько минут. Лекарство действовало очень быстро; боль и неприятные ощущения уходили, всё тело наполняла блаженная легкость. И прояснялась память.

– Слушай, Ян, а что это я так в драку лез? – спросил Илья, вспомнив последнюю битву.

– Давно пора, – проворчал конквестор и почему-то отвёл взгляд. – Глядя на тебя, греки так завелись, что, наконец-то, разбили троянцев. Так что вызов Гектора на поединок можно ненадолго отложить, радуйся.

Илья задумчиво кивнул. Что-то не давало ему покоя. То, как он яростно кидался в самую гущу битвы, как старался убить – а теперь Илья отчетливо помнил, что старался именно убить – всё это было совсем не похоже на него. До сегодняшнего дня, как ни пытался он вызвать такой необходимый для успеха их операции буйный запал перед сражением, у него раз за разом ничего не выходило. А сегодня вдруг, ни с того, ни с сего получилось, и он даже не может вспомнить как.

Ян, тем временем, незаметно вышел. Устав гадать о причинах странного утреннего состояния, Илья медленно сел, потом осторожно встал. Потянулся.

Поразительно – боли, которая скручивала его всего полчаса назад, не осталось и в помине. Более того – Илья понял, что чертовски голоден. Что там у него есть? Как обычно – пресные, жёсткие лепешки, козлятина, рыба. Сойдет.

Илья жевал жадно, словно не ел несколько суток, удивляясь своему зверскому аппетиту. Сметя все, что было на блюдах, понял, что лишь слегка утолил голод. Обшарил палатку ищущим взглядом на предмет еще чего-нибудь съестного – и наткнулся на старательно вжимавшуюся в темный угол Брисейду.

Как ни прятала она от него лицо, Илья успел заметить кровоподтеки.

– Кто это тебя так? – сердито нахмурился он, подходя к ней поближе.

В глазах девчонки показался откровенный ужас, и она попыталась отползти от него подальше.

Илья присел перед пленницей на корточки, разглядел теперь ещё и огромные синяки на тонких загорелых предплечьях и как можно мягче попытался ещё раз:

– Кто это с тобой сделал?

Брисейда опустила голову и промолчала. Илья заметил, как по её щекам поползли слезы, осторожно приподнял девчонку за подбородок и тихо, но настойчиво повторил:

– Кто?

Отчаянно зажмурившись, отчего слезы по щекам покатились быстрее, Брисейда выдохнула всего одно короткое слово:

– Ты.

– Что?.. – начал было Илья, а затем в голове словно рухнула плотина милосердного густого тумана, и хлынули воспоминания.

Вот он врубается в самую гущу троянцев. Без колебаний вонзает меч в чей-то живот, вонзает поглубже, словно желая убедиться, что враг уже точно не выживет. Хладнокровно перерезает кому-то горло. Кричит, переполненный безумной яростью, и глаза его застилает колышущаяся багровая пелена.

Вот он возвращается обратно в лагерь. В крови кипит злость и буйное нервное возбуждение. Греки приветствуют его восторженными криками, но не приближаются, и даже мирмидоны держатся от него подальше…

Вот он заходит в палатку и видит Брисейду. В её глазах – страх, и это почему-то приводит его в неописуемое бешенство. Он грубо хватает её за руку, швыряет на пол. Она что-то кричит, пытается вырваться…

Звук тяжелой пощечины. Треск рвущейся ткани. Тихие всхлипы. Звериное рычание… Его рычание!