Оборотная власть
Шрифт:
– Оль, ты много знаешь, я больше знаю, у нас Боря есть, может попробовать...
Правда боюсь произнести вслух. Вспоминаю сразу про наши телефоны, озираюсь по сторонам.
– Что, попробовать?
– опасливо спрашивает, в глазах страх отражается.
Оля понимает. По плечам мурашки разбегаются. Ежусь, обхватив себя.
– С ума сошла?! Да и зачем? Это бессмысленно.
Морщусь от того, как громко выдает.
– Он заберет ребенка, вы не понимаете, он заберет. Вы правда все этого не понимаете или не хотите понимать?
– Не заберет. Тим сказал...
– Тим сам не уверен!
– Так,
– Я не снова, я постоянно. Беспрерывно. Я сама ему больше не нужна, заберет ребенка и выкинет.
Дрожь бежит по всем мышцам.
– Оль, мне чуть осталось, я не сплю почти. Я не смогу... Я не выживу...
– натужно сиплю, слезы набегают.
Подхватывает под руку, поднять со скамейки. Вырываюсь.
– Поехали домой, ляжешь, отдохнешь.
– Я не хочу.
– Юль...
– Клянусь, если он заберет у меня ребенка, я пойду к охотникам, буду умолять взять меня в их ряды. И найду способ убить его собственными руками.
– Что ты несешь?! С ума сошла? Юля, угомонись, я тебя прошу, - понижает тон почти до шепота.
– Охотники давно не те, кем числятся. Иначе бы была постоянная бойня, кровавая резня.
– Поеду на нейтральную... Я так поняла там многое можно.
– Цыц, - шипит на меня.
– Выкинь все это из головы. Выкинь, я молю тебя, и прекрати себя накручивать. Думай в первую очередь о ребенке.
– Я о нем и думаю. Еще думаю как я буду, когда он заберет...
– Не заберет. Я сама прямо сегодня к нему поеду. Как раз должен вернуться.
– Его не было в городе?
– срывается.
Не хотела вслух озвучивать, я всеми силами прячу свою тоску по нему, даже от самой себя. Последний раз видела его возле больницы из окна. С того дня он больше ниразу не приезжал на квартиру.
– Не было, Эдик говорил с Тимом, что сегодня должен вернуться, я слышала. Пойду и выскажу ему, смотря в высокомерную морду. Сколько можно издеваться...
– выдыхает шумно.
Бесконечно долго, не устанет и не надоест.
Про себя, себе доношу. Смирись, понимай, принимай, Юля.
Сидим, любуясь погодой в молчании. Оля изменилась, в том числе внешне. Больше не гламурная дива, не лучший риелтор в городе. Минимум макияжу на лице, волосы аккуратно собраны заколкой, легкое, нежное платье обрамляет фигуру. Словно моложе стала и проще что ли. Нет, далеко не в худшую сторону изменилась, красивая, только не броско, в отличии от того какой всегда была яркой баламуткой. Теперь мягкая, спокойная, домашняя.
Мы часто гуляем вместе по долгу, таскаемся по магазинам. Наверное именно она не дала мне свихнуться. Я не одна в своих кошмарах, мы теперь обе посвященные, можем делиться. Однако не делаем этого.
– Юль, я тебя понимаю, правда понимаю. Мне страшно вместе с тобой. И знаешь, я никогда этого не говорила. Если и говорила, то не помню. Мне жаль, что ты не с Тимом. Жаль до невозможного. Да, он без таблеток говнюк еще тот, но, Юль, он не делал тебе больно.
Никак не реагирую, смотрю вдаль, скольжу взглядом по ухоженной аллее. Делал, разница лишь в том, что признает.
– Думаю он и сейчас тебя любит. Может уже не так, как по-началу. Не знаю, как было бы правильно... Знаешь как у меня душа болит...
– поджав губы умолкает.
– Тим не меньшая дрянь, да и я тоже - озвучиваю правду
– Тебе плохо с ним?
Упираюсь взглядом в лицо подруги.
– Нет, Юль, мне с ним хорошо, чувствую себя более свободной, чем когда-либо, - с полуслова ловит смысл.
– И в тоже время слишком запертой в четырех стенах, - подвожу итог.
– Да, - сразу соглашается.
– Я очень хочу ребенка, от него хочу. Это бы изменило многое. Смотрю на тебя и мне больно. Но я не готова нести такую ответственность. Правда. Я понимаю тебя, и твои мысли и твое состояние, отрицание. Не готова обрекать своего ребенка на подобную жизнь, хоть пусть мне миллион раз говорят, что он родится нормальным. По-факту пятьдесят на пятьдесят, либо человек, либо недооборотный. Что еще хуже. Это все равно, что родить больного ребенка, а потом смотреть всю жизнь, как мучается, бесконечно таскать по врачам, искать путь спасти ему жизнь и продолжить мучения.
Дышать тяжело становится. У меня будет девочка, всегда больше шансов, что нормальная. Теперь бы еще отвоевать ее у монстров всемогущих. Времени очень мало осталось, крупицы убегают. Дата родов на середину июня поставлена.
Оля взглянув на телефон, хмурится.
– Боря куда-то запропастился. Телефон отключен.
– Девушка же появилась. Он не может постоянно с нами нянчиться, - напоминаю.
– Не может, - вторит Оля и поднимается со скамейки.
– Пойдем, мы тут на одном месте пол дня просидели. Пора что-то съесть, покормить наследницу Морено.
– Она не Морено.
Оля вскинув бровь, оглядывается на меня.
– Молчанова она. Он убьется, но даст свою фамилию, я уверена.
– Тут согласна. Арис и сам не Морено, хотя причисляется автоматом.
По пути к машине заглянули в кафе, съели по салату. Обе кислые, задумчивые. Олю настоятельно просила оставить затею поговорить с Молчановым. Потому, что я сама это сделаю. Конечно не сказала об этом. Она знает насколько сильно меня при виде него перетряхивает и потом долго не отпускает. Но я пойду, найду его и если надо буду умолять на коленях не забирать ребенка. Готова на любые условия, только пусть даст мне шанс выжить. Готова просить прощения за все, что было, и в чем не виновата. Я на все готова.
Дома тихо, мама поехала к отцу, потом надолго у меня останется.
Скитаюсь по квартире, гуляю взглядом по стенам, ставшими родными. Почти ничего здесь не изменилось. В шкафу до сих пор висит его одежда, на комоде флакон парфюма, зарядные от мобильных, в ванной... Да он везде здесь, пространство пропитано им насквозь. Меня обстановка привычная беспокоит до мандража. По-другому должно быть, совершенно. Дата родов через две недели грубо говоря, а ничего не подготовлено, будто не ждет никто ценного для Ариса экземпляра. Для меня просто моего ребенка. Я не знаю, здесь ли мы будем жить, куда нас после выписки запихнут. Тим, успокаивает, говорит пока я буду в роддоме все подготовят, ничем себя не обременять. Указание мне и маме, квартиру Ариса не трогать. Полный хаос в голове. Детские вещи в упаковках повсюду. Мама настаивает домой ехать и срочно обустраивать детскую, пилит ежедневно, просит не надеяться на мужиков, а я не могу. Тим как ограничитель, передает указания, что мне можно, а чего нельзя. Не потому ли все так, что детская обустраивается в доме Молчановых?