Оборванная переписка
Шрифт:
Въ Петербург сразу стало легче. Налетло такъ много думъ и заботъ не о себ, что личное горе заслонилось чужими печалями; стало стыдно носиться со своими страданіями,
Дла наши оказались совершенно разстроенными, и ему теперь приходится очень много работать, чтобы привести все въ порядокъ. Онъ занятъ съ утра до шести часовъ. Мы встрчаемся за обдомъ и на видъ все идетъ покойно и прилично… И такъ будетъ до ттъ поръ, пока Викторъ не влюбится въ кого-нибудь и не броситъ меня. Я его никогда не брошу. Чтобы бросить — надо имть къ кому уйти; мн не къ кому уйти: я никогда уже никого не полюблю. Я любила только одного человка, а теперь во мн нтъ любви; есть жалость, есть чувство долга, есть сознаніе, что полезенъ кому-то, можетъ быть, необходимъ… А любви нтъ.
Одинъ! Какое это страшное слово!
B. Ч.
LI
Турьи Горы, 20 ноября 19… г
Сегодня ровно годъ, какъ я написалъ вамъ отсюда первое письмо… Также кругомъ меня все засыпано снгомъ, также пусто и безмолвно кругомъ меня: молчитъ громадный домъ, молчитъ, придавленный тяжелыми хлопьями, садъ, совершенно также, какъ и годъ тому назадъ; кругомъ меня все то же. Но самъ я уже не тотъ. Нтъ ни надеждъ, ни ожиданій, ни трепетной тоски. Сняты «съ души оковы, съ сердца муки» и обртенъ покой! Покой! Это тоже одно изъ страшныхъ словъ для васъ, также какъ и одиночество?
Да! Я одинъ! А вы? Разв вы не одна?
C. Р.
Ек. Лткова.
1902