Обожествление
Шрифт:
– Хорошо.
Покинув Орфея, группа направилась к Вивальди. По пути им встретился мужчина средних лет, с длинными темными волосами, серыми глазами, одетый в фиолетовый гиматий. Как только он увидел Швитского, то остановился и гневно проговорил:
– Что этот выблядок себе позволяет? Устроил себе зал для приемов с престолом и рабами, будто он властелин наш! – в бешенстве всплеснул руками мужчина.
– Успокойся, Дионис, мы должны позволить ему делать то, что он хочет, – вздохнул Швитский, – я понимаю, что тебе это не нравится, но нужно смириться. Он наш друг
– Смириться? Я не какой-то там серафианин, чтобы смиряться, – раздраженно махнул рукой Дионис, затем он презрительно взглянул на Филиппа с Вейжем. – А это кто? Пернатого я узнаю, а это… Неужто отец выблядка?
– Что ты сказал? – Филипп был потрясен таким отношением и приготовился к сражению, но прежде, чем он успел что-то сделать, Швитский дал хлесткую пощечину Дионису.
– Ты видно совсем обезумел! – строго проговорил он. – Это наши гости, и ты не будешь изливать свою желчь при них.
– Пф! – Дионис презрительно фыркнул и прошел мимо, еще и задевая Филиппа плечом.
– Держи себя в руках, дружище, – Вейж схватил Филиппа за руку, не давая ему сделать что-то с этим наглецом, – он явно хочет спровоцировать тебя.
– Прошу простить нас, – извиняющимся тоном произнес Никита, неловко улыбаясь, – мы не хотели, чтобы вы пересекались.
– Мог бы, убил… – донеся до них удаляющийся голос Диониса полный яда.
– Я не понимаю, – раздраженно усмехнулся Филипп, – он смерти ищет?
– Это Дионис, прозванный Мрачным, – вздохнул Андрей, потирая лоб, – раньше Диониса называли Колючим, за его язык. Но пятьсот лет назад он потерял свою семью и немного свихнулся.
– Дионис отличный инженер, настоящий гений, – уважительно произнес Никита, однако затем поморщился, – но его разум…
– Хорошо, хорошо, – пожал плечами Филипп, успокаиваясь, – раз он сумасшедший, я не буду злиться. Ну, или постараюсь…
– Спасибо, – благодарно улыбнулся Андрей.
Они вышли из кремля и, пройдя прекрасные сады, достигли зеленого холма, никак не застроенного.Он сильно выделялся на фоне всего комплекса. Орфей приказал не трогать его, и пятьсот лет холм этот дожидался своего хозяина.
На вершине холма стояла одинокая фигура мужчины. Его тело прикрывала лишь звериная шкура, в руках он держал чудной музыкальный инструмент, что Филипп, что Вейж ранее не видели такого. Это была скрипка, на которой любил играть Вивальди. Вот и сейчас прекрасная музыка разносилась с вершины холма.
Филипп застыл, словно громом пораженный, услышав это мелодию. Ему показалось, будто он стоит посреди бушующего океана, который напоминает живое существо, полное ярости и чистой силы. Огромные волны вздымаются к небу, словно горы, а их вершины, покрытые белыми шапками пены, стремятся вверх. Они сталкиваются друг с другом, создавая громкие всплески и брызги, которые долетают до самих небес. Волны накатывают одна за другой, будто пытаясь поглотить всё на своём пути. Их рёв, подобный рычанию льва в окружении врагов, заглушает все остальные звуки.
Словно отвечая на зов Океана, Небо начинает искриться. Яркие вспышки молний пронзают тёмные тучи, разрывая
– Как прекрасно… – пробормотал Филипп, ощущая, как по его щеке стекает одинокая слезинка.
– Да, – улыбнулся Никита, – пробирает до глубины души.
– Он не показывает виду, но его терзает одиночество, – шепнул Филиппу Андрей, – Вивальди последний из своего вида.
– Тысячи лет назад, – раздался бесстрастный голос Вивальди, он стоял спиной к гостям, устремив свой взор ввысь, – я учил своего младшего брата игре на музыкальных инструментах. Он сочинял прекрасные мелодии, которые раздавались во всех уголках Небес. Его музыка славила Отца и наполняла наши сердца покоем и радостью. Воистину, лишь невинные и чистые в мыслях своих могут создать нечто великое… нечто способное прикоснуться к Вечности. Я давно утратил невинность, ныне дух мой не знает покоя и мечется, не понимая, чего же желает...
– Он порой ни с того ни с сего начинает такие монологи, – шепнул Филиппу уже Никита.
– Вивальди, мы прибыли просить тебя о помощи, – произнес почтительным тоном Андрей.
– Чем я могу помочь? – исполин повернулся, и Филипп увидел его лицо. Больше всего поражали глаза. В них читалась тяжесть прожитых лет и некая отрешенность, будто ничего более не волновало Вивальди.
Никита слегка толкнул Филиппа в бок. Архонт кашлянул и почтительно произнес:
– Господин, мой сын умирает, его может спасти лишь сила Баошенгдади, но мы не уверены, что он захочет помогать нам. Если тебе не трудно, если ты хочешь, прошу тебя, помоги нам, помоги мне, – правитель Солнечной республики был готов упасть на колени перед этим существом, только бы он помог ему спасти сына.
Вивальди заглянул в глаза Филиппа. Этот глубокий взгляд, идущий в разрез с совсем не старой внешностью исполина, внушал необъяснимое чувство уважения. Филиппу казалось, что Вивальди этот мир абсолютно понятен и что нет ничего невозможного для него. Раньше он думал, что Вивальди похож на Генделя. Но они отличались так же сильно, как юнец отличается от умудрённого жизнью старца. Вивальди был тем, кто видел рождение человечества, и он наблюдал, как империи возникали и как они отправлялись в небытие, становясь частью истории. Из ныне живущих на континенте он был самым старым существом вселенной.
Вивальди молчал, Филипп не мог сказать, сколько времени прошло, одна минута, пять секунд или целый час. Он впал в состояние, когда время не имеет значения. Наконец Вивальди молвил:
– Я помогу тебе.
– Благодарю, господин, – облегченно выдохнул Филипп.
– Я найду вас, когда придет время отправляться, – сказал Вивальди и вновь повернулся к ним спиной.
– Пойдемте, – Никита мотнул головой в сторону.
Когда они спустились с холма, Филипп выдохнул и пораженно уставился на Вейжа.