Обожженные языки (сборник)

Паланик Чак

– Я могу есть только под кайфом. У тебя доброе лицо. Наверное, ты быстро привязываешься к людям. Так зря ты со мной заговорил… точнее, написал. Меня зовут Лючи.

«У меня есть травка».

Лючи набрала в легкие воздуха и медленно выдохнула. Поднялась на колени, затем на ноги. Дождь шел стеной. Я сбегал в машину за синим зонтиком, по дороге мгновенно промокнув. Лючи вздохнула, когда я раскрыл зонтик у нее над головой. Мы побрели к машине, задевая друг друга боками. Въездная дорожка заросла, как и весь участок: бурьян доходил до окон второго этажа. Ветер трепал бесчисленные

головы одуванчиков, и пух летел к небу – такая себе метель наоборот.

Я открыл дверь старенькой «короллы» и отодвинул переднее сиденье. Пол покрывал ровный слой мусора, так что Лючи было некуда ступить. Я попытался перепрыгнуть широкую лужу, но оступился и набрал полные ботинки воды.

Не успел я захлопнуть свою дверь, как Лючи открыла бардачок и стала с проворством шимпанзе шарить в нем ступнями.

– У тебя есть бумага?

Я протянул ей листик из блокнота. «Сначала пообещай мне как минимум один день. Хорошо?»

Она схватила записку зубами и выплюнула на пол. Я положил рядом с сиденьем щепотку травы. Она сбросила вьетнамки и за секунду свернула пальцами ног первоклассный косяк, которому позавидовал бы сам Боб Марли. Моим кривым рукам и не снилась такая ловкость.

«Ты не думала зарабатывать такими трюками?»

– Я не занимаюсь всякой фигней за деньги.

Я щелкнул старой зажигалкой с выгравированной надписью «В жопу коммунизм», которую нашел в доме на Кервилл-стрит.

«Ну, как будем праздновать?»

– Что праздновать?

«То, что ты жива!»

Она искусно подхватила зажигалку розовыми пальцами ног и прикурила свой косяк.

– Тоже мне повод. Просто очередной паршивый день, продолжение тоскливой и никчемной истории.

Мотор недовольно покашлял, но в конце концов завелся. Я пристегнул Лючи ремнем безопасности. От прикосновения холодной ткани она поежилась. Впереди зажегся зеленый свет – зеленый, как ее глаза. Из ее губ вылетали колечки дыма.

У знака «Стоп» я развернул гамбургер и поднес ей ко рту. Она жадно откусила половину в два приема.

– Имей в виду, я вовсе не подарок, – заявила Лючи. – При случае я бы обчистила тебе карманы. Сама себе не доверяю.

Блокнот по-прежнему лежал у меня на коленях. «Ничего, я все равно на мели. Хватает только на выпивку».

Она улыбнулась.

– И что, тебя нигде не ждет девушка? Внешне ты вполне ничего.

Я покачал головой и проехал на мигающий желтый. «Я женат на своей работе. Инспектором работаю только ради страховки. А в свободное время рисую комиксы».

Лючи рассмеялась – как будто на старом скрипучем граммофоне включили оперную арию.

– Тебя печатают в юмористических журналах?

Мы остановились на красный свет. В окне салуна виднелись два силуэта: старики-негры у бильярдного стола. Музыкальный автомат играл блюз.

«Пока нет… Только в журналах для взрослых».

От смеха по ее щекам полились слезы.

– Круто! Значит, им там самое место. Я тоже когда-то рисовала. – Ее голос срывался на каждом слове. – Первые десять лет своей жизни посвятила художествам на асфальте – изрисовала весь тротуар перед маминым домом. Если увидишь где-нибудь граффити

с животным, это наверняка мое.

Пытаясь писать и рулить одновременно, я то и дело закладывал виражи.

«Хочешь, мы вместе придумаем сатирический комикс о современном обществе?»

Большой бордовый клуб дыма эффектно врезался в потолок.

– Это случайно. Я не собиралась тебя развлекать.

Мы проехали перекресток Севен-Майл-роуд и Конант-стрит – один из самых опасных в городе; тут даже светофор не работал. У заправки «Саноко» регулярно появлялись очерченные мелом силуэты на асфальте.

«Это легко. Выбери самые ужасное событие в жизни и выставь его в самом мрачном свете. В конце концов ты достигнешь дна – точки, когда трагичнее уже некуда, и тебе самой станет смешно».

По телефонному проводу пробежала белка; в небе кружила стая ворон.

«Иногда реальность опережает фантазии. Ученые недавно доказали, что наше восприятие мира – всего лишь трудно постижимая проекция. Не существует ни времени, ни пространства. Элементарные частицы могут обмениваться зарядом на любом расстоянии. Вскоре появится устройство, способное ясно видеть то, что мы считаем прошлым и будущим. Не исключено даже, что смерти нет. Когда еще жить, как не сейчас?»

Я поднес косяк к ее губам.

– Набор красивых слов. И он не отменяет того, что сейчас мы катимся невесть куда в этой долбаной машине по ночному городу. Знаешь, в смерти я боюсь только одного – что это еще не конец.

«Вот именно. А что, если после смерти мы попадаем в новый мир? Вдруг он гораздо хуже этого?»

Мы притормозили у винного супермаркета на углу Третьей-стрит и Форрест-авеню. На тыльной стороне здания темнел силуэт черепахи.

Похоже, Лючи не привыкла, чтобы перед ней придерживали дверь.

Она пронеслась в танце по продуктовому ряду – грациозное шимми у полок с «быстрой» лапшой, стремительная джига у мультяшных персонажей на коробках с хлопьями. Кружась, она дотанцевала до стойки с прессой и кивнула на порножурналы:

– Покажи, в каком их них тебя печатали.

Я взял свежий «Джент» и открыл на странице юмора. Лючи положила подбородок мне на плечо. На карикатуре был изображен бизнесмен, в слезах взывающий о помощи на сломанном эскалаторе.

Лючи согнулась от смеха. Надеюсь, запись на камере наблюдения не стирают в конце смены и это мгновение хранится на надежном носителе, а не только в моих зыбких воспоминаниях. Она предложила набрать дешевого белого вина.

У меня родился внезапный комплимент:

«У тебя очень красивая осанка».

– Без рук приходится держать спину.

В очереди Лючи на секунду замерла.

– А ты знаешь, что все клетки в организме у нас уже новые, не те, что были при рождении? Клетки самоуничтожаются. Все, кроме раковых. Если ночью посмотреть на Детройт с самолета, он похож на рак. Люди – это раковая опухоль. Болезнь. Лечение одно – покончить со всем раз и навсегда. Видишь, этот буддийский монах все правильно понял.

За бронированным стеклом стеллажа с крепкими напитками висело знаменитое фото монаха, невозмутимо сгорающего заживо в позе лотоса.