Обращение Апостола Муравьёва
Шрифт:
– Бригаду бы лучше пожалел. Дело даже не в этом. За эту неделю бригада восстановила столько техники, что депо перевыполнило пятилетний план по ремонту. Парень – феноменальный диагност, более того, предложил в производство прибор, сокращающий время проверки тормозного оборудования. За неделю! Пацану восемнадцать лет! Инженеры за головы хватаются – знаешь, где он предлагает ставить расходомер воздуха? На тормозной магистрали! Машинист сможет видеть состояние тормозного оборудования, не выходя из кабины.
– Умно… То есть безопасность движения многократно возрастает…
– Во-вторых, –
– Слабо верится. Сказка. Но допустим, а от меня что хочешь? Пришёл порадовать новым ценным сотрудником?
– Прикинь, – Кутовой вплотную подошёл к цели визита, – в наше время специалиста такого уровня одной зарплатой не удержишь…
– А чем удержишь крутого специалиста? – подозрительно спросил хозяин, удивляясь подобной наивности – чего-чего, а сентиментальности за энергичным начальником депо ранее не наблюдалось.
– Да, совсем запамятовал… Парень женат, семью кормит. Это тебе не холостяк, сегодня здесь, а завтра там.
– Хорош, Женька, кота за яйца тянуть, говори прямо, что удумал.
– Я и говорю – специалист, лидер, серьёзный человек, а к тому же… – Кутовой выдержал эффектную паузу, – награждён значком «Почётный железнодорожник»!
Хозяин показался сражённым наповал. Евгений Владиславович сиял, как начищенный пятак, довольный живописной картиной:
– Помнишь недавний инцидент в Элисте с неуправляемым локомотивом?
– Так это был твой протеже?! Что ты мне мозги полчаса пудрил, с этого надо было начинать!
Кутовой хорошо знал, с чего начинать, наукой убеждения он овладел в совершенстве. Базовым постулатом нехитрой науки служило утверждение, что человека прежде, чем использовать в своих целях, следует правильно подготовить. Неважно, подчинённый он, или начальник, иначе тебе грозит прослыть неисправимым брюзгой, вечно застревающим с пересчитыванием мелочей у кассы жизни. Такого человек, как Марат Муравьёв-Апостол, начальник депо Кутовой упускать не собирался.
Порой, глядя на молодых «специалистов» поступавших в депо после «ремеслухи», он внутренне восклицал, с трудом сдерживая крик отчаяния: «Как же мы, люди сороковых, любили, жили и трудились по-настоящему, но умудрились вырастить столь ничтожное поколение, где понятия «долг», «честь» и «совесть» подверглись оскоплению». Евгений Владиславович не мог взять в толк, откуда появилось в людях пренебрежение к общественному достоянию, спрятанное за отговорку «Государство не обеднеет». Кутовой помнил, как лет двадцать назад, начиная работать технарём в депо, считал каждый болтик или использованный килограмм металла. Что зря горевать, сегодня иначе. Чтобы удержать подле себя специалиста, следовало подманить его вершиной меркантильного идеала советского человека – триадой: квартира, машина, дача.
Так или иначе, но Новый Год Марат Игоревич Муравьёв-Апостол встречал на Подоле в новенькой ведомственной квартире, простирающейся на добрых тринадцать квадратных
Глава 5. Тюрьма. Противостояние
Отец Серафим пожаловал на третий день. Возник тихо, без шума и фанфар. Невесело улыбаясь, Апостол рассматривал окороченную бороду священника, когда понял, что на деле опасается взглянуть в глаза. Что за напускной жёлчностью не скрыть замешательства. Словно прочитав его мысли, батюшка успокоил:
– Утешьтесь, Марат Игоревич, многие прозорливые мужи положили на изучение Книги жизнь, но не постигли. Есть ли у вас ответ?
Есть, представилось. Резкий хук справа. Лицо патлатого разворачивается на сто восемьдесят градусов, обрызгивая красным настенные исповеди. Вслух же Апостол заверил, что книгу читал внимательно, но ответа не получил.
– Лады, – совершенно не расстроившись, согласился отец Серафим, – попытаемся разобраться вместе. Если не затруднит, прочтите вслух двадцать шестой стих первой главы.
– Слушай, отче, – Апостол вложил в последнее слово весь сарказм, на который только способен, – хочешь огорошить – валяй, но не выслуживайся, мне твоё представление ни к чему. Воротит, не оценю.
– Наоборот. Желаю, чтобы вам самому открылось, иначе и веры-то нет. На лавры не претендую, – лицо батюшки выражало невинность, – но, думаете, Господь Бог не в состоянии заставить человеков следовать своим заповедям? В состоянии, будьте покойны, – отец Серафим добавил в голосе стали, – но того не делает, ибо, любя людей безмерно, предоставляет им свободу выбора. С тем ценность соблюдённой заповеди, раб божий Марат, во стократ больше. Право каждого, куда, когда и в какую сторону направить стопы, притом лестно не забывать, что вести ноги должны голова и сердце.
– Выбор? Оставь, святоша! Всю жизнь мне лохматят о выборе. Хрень! Настоящий выбор, истинная свобода, есть только у воров в законе. Наша жизнь с детства напоминает путь отбракованной коровы на бойню. Пионерия, комсомолия, завод, пенсия, кончина. Дорога в никуда расписана по шагам. Давай по-честному. Видимость выбора иллюзорна. Сегодня я вижу это чётко, как водяные знаки на банкноте. Где родиться, когда пукнуть, с кем в кроватку лечь. Единственные люди, у кого есть очко класть на систему – воры! Они всегда имели яйца сопротивляться насилию. И я хочу так. И буду.
– Кто спорит? Вы и нынче, Марат Игоревич, вольны поступать, как желаете. С ворами тоже проще не бывает. Те, кто правит, загодя готовят клапанок, сквозь который кипучие свободолюбцы смогут выпустить пар. На мушке не только воры – да кто угодно: диссиденты, революционеры, и просто сумасшедшие искатели правды-матки. Воры же меняли один свод законов на другой, но всегда контролируемый властью. Всё это не имеет отношения к нашему диспуту. Читай двадцать шестой стих, либо прогони меня.
Марат покорился: