Образование Венецианской колониальной империи
Шрифт:
Тем не менее вожди венецианцев и крестоносного ополчения не колебаясь приняли предложение послов Алексея, заключили с ними договор и скрепили его своими печатями. [1469] Кажется, вместе с ними тогда, или несколько позднее, из крестоносного лагеря были отправлены к Алексею два рыцаря с приглашением прибыть к войскам для приведения намеченного плана в исполнение. [1470] Крестоносная армия, уже поредевшая от прежних несогласий, «чувствовала себя неважно» (li pelerin n'estoient mie a aise), когда Бонифаций Монферратский, тем временем прибывший в крестоносный лагерь, выступил перед армией с новым предложением: «отправиться в Константинополь и запастись там продовольствием и другими предметами». [1471] Представитель голодного рядового рыцарства, Робер де Кляри, уловил из объяснений Бонифация, прежде всего, эту мысль.
1469
Villehardouin, p. 30; Danduli Chr. — Benigne pueri assumunt negotia… (col. 321).
1470
Robert de Clary, p. 23.
1471
Ibid., p. 12.
Вновь поднялись великие разногласия в стане крестоносцев. Отдельные отряды недовольных политикой вождей армии или те, кому поход уже наскучил, стали покидать ряды ополчения. «Армия уменьшалась с каждым днем», — сообщает нам Вильардуэн. Даже некоторые важные светские и духовные сеньеры направлялись в Сирию или возвращались на родину. Это ослабляло крестоносную армию, но ослабляло одновременно и оппозицию, голоса которой постепенно слабели: «Большая часть (крестоносцев), — пишет Гунтер Парижский, — начала склоняться в пользу юноши (Алексея), и только немногие… робко возражали». [1472] Таким образом, венецианцам и вождям крестоносного ополчения еще раз удалось направить поход мимо поставленной цели.
1472
Gunther Parisiensis, ed. cit., p. 77.
Одновременно штабу крестоносного войска надо было парировать затруднения, которых надо было ожидать со стороны римского первосвященника. Иннокентий III был, прежде всего, политиком и при том политиком беззастенчивым и большого масштаба. Нравственная неприглядность деяний крестоносного воинства под Задаром, далекие от «дела креста» планы похода под Константинополь сами по себе, если бы они входили в его первоначальные планы, не могли вызвать протестов с его стороны, — папа позднее вполне терпимо отнесся к еще большим злодействам, совершенным во время альбигойских войн; но крестоносцы и венецианцы, Бонифаций и Дандоло, расстраивали его политические планы, которые, как мы указывали выше, заключались в том, чтобы путем переговоров подчинить римскому влиянию восточную церковь и вооруженной рукой восстановить владения латинян в Сирии. Иннокентий III не мог примириться с мыслью об утрате руководства тем движением, инициатором которого был он сам. [1473] Особенно его раздражали венецианцы: он не мог им простить изгнания его легата из руководящего состава крестоносного ополчения, — даже спустя два года, когда предприятие Энрико Дандоло и Бонифация Монферратского увенчалось полным успехом и на Востоке шла подготовка к созданию там нового центра латинства, что не могло не быть приятным папе, он все еще с раздражением напоминал дожу об этом факте. [1474]
1473
Мы полагаем, что ни Ф. И. Успенскому, ни следующему по его стопам Заборову не удалось доказать соучастия Иннокентия III в организации похода под Константинополь, ни тем более — под Задар.
1474
FRA. DA., v. XII, р. 443.
Когда Иннокентий III получил известие о падении Задара и об обстоятельствах, которыми оно сопровождалось, негодованию его, по крайней мере с внешней стороны, не было границ. Он писал тогда крестоносцам: «Дьявол заставил вас пойти войной против братьев ваших… Оскорбляя крест, вы завоевали город и граждан насильственно принудили к сдаче… Венецианцы на ваших глазах срыли стены города, … разграбили церкви, разрушили дома, а вы вместе с ними разделили награбленную у жителей Задара добычу». Папа угрожал крестоносному войску отлучением, если оно не даст удовлетворение за содеянное венгерскому королю. [1475] Крестоносцы решили отправить к папе посольство и письмо, в котором в тоне полного смирения оправдывали свое поведение безвыходностью того положения, в котором они оказались. Папа ответил на это послание письмом, в заголовке которого стояло демонстративное — sine salutatione. Папа стоял на своем и требовал возмещения жителям Задара отнятого у них имущества и извинения перед венгерским королем. [1476] Так как крестоносцы и венецианцы сделать этого не хотели и не могли, то папа и привел в исполнение свою угрозу, наложив на крестоносное войско и венецианцев интердикт. [1477]
1475
Ibid., p. 409.
1476
Ibid., p. 411.
1477
Ф. И. Успенский в качестве одного из доказательств причастности Иннокентия III к планам генерального штаба крестоносной армии, выдвигает мысль, что Иннокентий мог сразу остановить поход, наложив на его участников интердикт, если бы он действительно хотел направить его в Сирию или Египет… Это очень странно: не может быть того, чтобы Ф. И. Успенский не знал, что папа так именно и поступил, но… не так то легко было справиться с венецианцами.
Это обстоятельство до крайности осложнило положение крестоносного руководства. Надо было просить о прощении и снятии интердикта. В новом письме, преисполненном раскаяния и заверений в сыновней преданности «св. престолу», вожди крестоносного ополчения молят папу о том и о другом. Венецианцы, однако, предпочитали сохранять молчание. Обстановка складывалась, таким образом, что папе приходилось идти на уступки, — он еще надеялся направить крестоносное ополчение в Египет. Упорство и «нераскаянность» венецианцев заставили папу принять среднее решение: он снял интердикт с крестоносцев, но оставил его на венецианцах, которых справедливо считал «дьяволом — соблазнителем» крестоносного воинства.
Вожди ополчения старались сохранить всю эту переписку в секрете от рядового рыцарства, — его представителю, Роберту де Кляри, она осталась неизвестной. Нельзя было обнародовать и последнее письмо папы. Бонифаций
1478
FRA. DA., v. XII, 414.
1479
Ibid., p. 418.
1480
Ibid., p. 419.
До папы тем временем дошли слухи о новой затее венецианцев и их союзников. Иннокентий III спешит предупредить вождей ополчения: «Император (Алексей III) и его люди… допустили проступки, но не ваше дело судить о их преступлениях…, не для этого приняли вы крест». [1481]
Отрицательное отношение Иннокентия III к походу на Константинополь вытекало, однако, не только из указанных выше соображений и мотивов, которые он высказывал в своей переписке: по-видимому, папа не особенно верил в успех новой авантюры, задуманной в крестоносном лагере. Гунтер Парижский, писавший со слов аббата своего монастыря Мартина, принимавшего близкое участие во всех этих делах, прямо заявляет, что папа не был бы противником похода под Константинополь, если бы только он надеялся на успех, но он очень опасался, что крестоносцы будут отражены Алексеем III, в распоряжении которого находилось свыше тысячи одних только рыбачьих судов, а такая неудача, естественно, должна была пустить все предприятие ко дну. [1482] Этим объясняется и то обстоятельство, что Иннокентий III очень легко примирился с событиями, когда потом увидел, что его предположения оказались ошибочными.
1481
Ibid., p. 417.
1482
Gunther Parisiensis, op. cit., p. 78.
Письмо папы с запрещением крестоносцам похода под Константинополь, кажется, уже не застало флота союзников в Задаре. Весной 1203 г., предварительно разрушив все укрепления этого города, венецианцы вместе с крестоносной армией направились к югу, следуя вдоль Далматинского побережья.
Ближайший виновник нового изменения в направлении четвертого крестового похода, Алексей появился в лагере крестоносцев или незадолго до отплытия из Задара, или догнал венецианский флот уже в пути на специально оставленных для него кораблях. [1483] Во всяком случае, во время следования венецианского флота вдоль восточных берегов Адриатики, Алексей находился уже среди своих союзников, так как и Вильардуэн, и Никита согласно указывают, что прибрежные города Адриатики, признававшие верховенство над собой византийского императора, как например, Драч и Дубровник, признали в Алексее своего законного властелина. [1484] Таким образом, на первых порах разрешение задачи восстановления законных прав семьи Исаака на византийские владения проходило довольно гладко.
1483
Robert de Clary, op. cit., p. 23.
1484
Villehardouin, op. cit., p. 29; Devastatio Const, ed. cit., p. 88.
Тяжелые затруднения ожидали вождей крестоносного ополчения на Корфу, где крестоносная армия остановилась, как для того, чтобы подчинить этот остров Алексею, так и для того, чтобы соединиться здесь с теми крестоносными ополчениями, которые по разным причинам направились на Восток не через Венецию, и на Корфу поджидали основные силы крестоносного войска. Здесь крестоносцы провели еще около трех недель, так как, по объяснению Вильардуэна, «остров был очень богат и полон всяких благ». [1485]
1485
Multe `ere riche et plenteuroise…
Во время этого пребывания на острове в крестоносной армии опять начались разногласия, подобные тем, от которых крестоносная рать, как мы видели, страдала и в Венеции, и в Задаре; более половины войска отказывалось следовать на Константинополь и требовало похода в Сирию. Один из вождей ополчения в своем письме сообщал: «Из-за этого между нами началось великое разногласие и смятение… Все кричали надо направиться в Акру… Лишь немногие одобряли поход на Константинополь». [1486] Робер де Кляри со свойственной ему непосредственностью живо передает споры вокруг этого вопроса. «Что нам делать в Константинополе»? — кричали одни… «А что нам делать в Александрии без продовольствия и средств?» — вопросом же отвечали другие… [1487] Запросили мнения епископов, бывших при армии, не будет ли константинопольский поход греховным… Те поспешили успокоить на этот счет смятенные души сомневающихся. [1488]
1486
Buchon, Recherches, v. 11, p. 64.
1487
Robert de Clary, op. cit., p. 24.
1488
Ibid., p. 34. — Et li vesques respondirent et disent, que che n'estoit mie pechies…