Обреченная быть счастливой

Липкан Елена

Ее восторгу не было предела, и это еще больше огорчало меня. Во время посещений Федя был молчалив и избегал глядеть мне прямо в глаза, да и я не смотрела ему, боясь расплакаться, выдать свои чувства, разрушить нашу дружбу. Он только извинился передо мной, но я знала, что он не переставал винить себя.

Несколько раз приезжали Марина и Олег и без умолку рассказывали про своего сынишку, вызывая на моем лице улыбку. И хоть я немножко завидовала их счастью, все же искренне была за них рада.

Настал

день выписки. Тори с огромным букетом моих любимых роз, купленным ни кем иным, а Жаровым, с нетерпением ждала меня, пока Федя получал в больнице последние документы. Рана еще беспокоила меня, но я уже не чувствовала той резкой боли. Я не спорила, когда Федя привез меня в квартиру, которую мы в спешке покинули. Вещи он давно забрал из домика, предварительно заплатив хозяйке. Почему-то переступив порог, я сразу почувствовала себя дома. Но все разительно изменилось, теперь здесь едва улавливался запах свежей краски, дерева и ремонта.

Тори потянула меня сразу в детскую, где я очутилась в сказке. Ее кроватка напоминала ложе принцессы с балдахинами и шелковым розовым бельем. На стене были нарисованы персонажи из сказок, а в углу возвышалась гора игрушек.

Вторая же комната была сверх элегантной и женственной. Кухня была переоборудована по последнему слову техники. Холодильник был невероятных размеров, и когда я его открыла, то увидела запас еды на роту солдат.

– Когда ты все успел?
– не веря, спросила я у Феди.

– Сразу как ты убежала.

– Я не убегала, - возразила я, - ты, наверное, хотел ее сдавать, а мы снова упали тебе на шею.

На мое предположение он промолчал, но я не могла поверить, в то, что он это сделал для нас с дочкой.

– Я закупил продуктов, на первое время, чтоб ты не бегала по магазинам и не перетруждалась. Врач сказал, что тебе надо отдыхать, - после его вспышки в больницы, между нами появилась натянутость.

– Не нужно было Федя, как только я найду работу, я сразу отдам тебе деньги… - но я не успела закончить, Федя пулей вылетел из кухни. Я смогла догнать его только в коридоре, он обувался.

– Федя, я ведь…

– Почему ты не можешь просто принять это от меня, почему ты пытаешься всучить мне свои гроши, - яростно сказал он, - Мне не нужно от тебя ничего, слышишь!

Федя выскочил из квартиры, даже не затворив дверь. В его душе клокотала ярость, только Лиля могла привести его к подобному состоянию. Как только она появилась в его офисе, Жаров испытал все возможные эмоции: от безудержной радости до тягостной муки, от яростного раздражения до растапливающей душу и сердце нежности. И все это был один человек: Лилия Лебедева - виновница его бессонных ночей, терзаний, постоянного возбуждения и отчаяния.

Она видела в нем только друга, старого, доброго Феденьку, на плече которого можно выплакаться, но теперь даже этого она не делала. Она повзрослела, стала независимой, но осталась

такой же хрупкой и ранимой. И сейчас постоянно убегала от него, заставляя, охотится за ней, переживать и бояться, что никогда больше не увидит ее. Федя сто раз проклинал свою неразделенную любовь. Ему стало казаться, что, наконец, она увидела в нем мужчину, и он стал ей нравиться, а потом Лиля убежала. Возможно, он ее неоправданно обидел и унизил перед Жанной, но ведь это не повод увольняться. Жаров винил себя и за то, что она пошла работать кондуктором, жила в конуре, а главное - чуть не погибла.

Дни текли медленно. Жаров, не спрашивая меня и не советуясь, отвозил и забирал Тори из садика, доставлял продукты, даже порывался готовить, но это было уж слишком. Я рассердилась, он обращался со мной как с тяжелобольной, хоть моя рана зажила и остался лишь слегка красный рубец, который будет всегда напоминать мне о том, как я была близка к смерти.

– Жаров!
– воскликнула я.
– Ты, что себе позволяешь, ты взял меня на содержание?

Федя не обращал на меня внимание, разгружая еду в холодильник, его ухмылка меня просто взбесила.

– А ну перестань изображать из себя благотворительный фонд!
– Я уже выздоровела и возвращаюсь на работу.

Жаров медленно поднялся, его глаза загорелись и стали суровыми.

– На какую работу? – тихо спросил он.

– На свою, - вздернула я голову, - и ты не имеешь права мне запрещать.

– Ты не вернешься в эту клоаку!
– угрожающе сказал он.

– Вернусь!
– Я не собиралась возвращаться туда, но мне захотелось дерзнуть, чтобы погасить его диктаторские замашки.

– Нет!

– Да!

– Ты испытываешь мое терпение, - рыкнул Федя, - а оно не безгранично.

– И что ты можешь сделать?
– не переставала я.
– Запереть меня в квартире? Ха! Жаров, ты возомнил себя Господом Богом!

– Мое терпение на грани, - Федя стал приближаться, и мне почудилось, что он сейчас перекинет меня через колено и отшлепает как маленькую девочку. Во мне поднимался нервный смех, я стала отступать, понимая, что он может так сделать.

– Ты смешон, Жаров, - блефовала я.
– Ты не можешь запереть меня и указывать, что мне делать.

– Все кончилось!

– Что кончилось? – хлопнула глазами я, потеряв нить дискуссии.

– Терпение!
– Жаров резко притянул меня и жестко поцеловал, сминая мои губы, причиняя боль.

Это было наказание, его рот повелевал, укрощая, главенствуя. Из моей груди вырвалось, что-то похожее на всхлип, он не хотел доставить мне удовольствие, его поцелуй был яростным, жестким, грубым.