Обреченная быть счастливой
Шрифт:
– Привет, - прохрипела я.
– Привет, - прошептал он.
– Его голос выдавал волнение и не сразу покорился хозяину.
– Похоже, у тебя пришло в привычку отлеживаться в больницах.
Федя пытался пошутить, тревога сменилась на его лице облегчением, но он был словно сжатая пружина.
– Как ты узнал? – удалось мне выговорить.
Проведя языком по губам, я ощутила, что они сухие, как пустыня опаленная солнцем.
Мое непроизвольное
– Ты нас всех до смерти напугала.
– Я не хотела, - выдохнула я, - спасибо, что позаботился о Тори.
– Откуда ты знаешь?
Я задумалась, мне тяжело было вспомнить, откуда узнала, и все же была твердо в этом уверена.
– Как ты узнал про…- мне было трудно говорить, язык распух и разговор забирал последнюю влагу моего рта.
– Что ты в больнице? – закончил за меня Жаров мой вопрос, я кивнула.
– С детского садика позвонили Марине и сказали, что ты не пришла за дочкой. Она понимала, что такое возможно только в одном случае, если с тобой что-то случилось. Она сразу позвонила мне и я забрал Тори, а потом обзвонил больницы и узнал…- Жаров отвернулся, я видела, как он спрятал руки в карманы, чтобы мне не было видно его сжатых кулаков.
– Прости, что отвлекла тебя…
– Что ты говоришь?! – взорвался Жаров, его лицо покраснело от гнева, а вены на шее казалось, лопнут от сдерживаемого крика.
– Да я готов тебя придушить, за твои безумные выходки! Кто тебе позволял уволиться с работы, не уведомив меня. Да как ты вообще посмела съехать с квартиры и поселить свою дочь в гнусную конуру, где вы сейчас обитаете. Да какая ты после этого… - Федя пытался сдержаться, но его переполняли противоречивые эмоции, раздражение и ярость, любовь и мука.
– Ты подвергла опасности себя и свою дочь, живя в доме, в котором замок можно открыть лишь дернув дверь… Ну и чего ты добилась, съехав с моей квартиры? Доказала, какая ты гордая и независимая? Ты глупая, вздорная девчонка, я даже не мог поверить, что ты могла выкинуть такое, но нет, тебе мало было! Так ты еще и кондуктором устроилась!
Жаров, как угорелый, метался по палате, его глаза метали тысячу искр негодования. А я опять поразилась: насколько же он великолепен даже в гневе, а главное как же я его люблю.
– Когда тебя выпишут, вы с Тори снова переедете в мою квартиру, - безапелляционно сказал Жаров, с вызовом смотря на меня, мол, попробуй со мной поспорить.
– Скажи Марине, что как только я смогу, то сразу же заберу дочь. И поблагодари ее, - мне хотелось спать, эмоциональный всплеск Жарова все же расстроил и утомил меня. Я не намерена была спорить с ним, во всяком случае, пока. Я знала одно: право выбора все же останется за мной.
– Тори будет жить у меня, пока ты не выздоровеешь, - спокойно ответил Жаров.
– Мне неудобно просить тебя об этом, - неуверенно ответила я, удивленная его желанием взвалить на свои плечи неугомонного ребенка.
– А
– Но мне больше некого просить, - жалобно пролепетала я. Эти слова вызвали на его лице новую волну злости.
– Значит, меня ты уже вычеркнула из своей жизни, - грозно прошептал он, - Тогда я позвоню Лебедеву, чтоб он позаботился о Тори, раз я уже для тебя чужой человек.
– Нет!
– задыхаясь от волнения, крикнула я.
Мои показатели стали прыгать, дышать стало трудно. Я ловила ртом воздух не в силах втянуть их в легкие. Одна мысль, что Тори может оказаться в руках Лебедева повергла мое тело подобно астматическому припадку.
– Федя… пожалуйста..- аппаратура пищала не останавливаясь.
– Лиличка, успокойся, родная, - я видела, как побледнел Федя, как звал врачей, хватаясь за голову от отчаяния.
– Что же я наделал? Все будет хорошо, только не волнуйся. Никакого Лебедева, я обещаю тебе! Тори побудет со мной.
В палату ворвался врач, его свирепое лицо и уничтожающий взгляд во всем винили Федю. Он стал кричать на него, а медсестра выталкивать из палаты.
– Да вы хоть понимаете, что она пережила клиническую смерть, - не мог успокоиться врач, вкалывая мне успокоительное.
– Я же просил не волновать ее. Да если бы лезвие ножа прошло всего на пять миллиметров правее, то оно попало бы прямехонько в сердце. Вон отсюда!
Сквозь туман, мягко окутывающий меня, я видела Федю, который не спешил уходить, его напряженная поза отражала его отчаяние. Я знала, что он чувствует себя виновным в припадке, который со мной случился. Мне так хотелось успокоить Федю, в его словах была сущая правда, и он не виноват. Это все я. Я действительно поступила опрометчиво, не смогла усмирить свои чувства, обрекла дочь на нищенское существование, убегая от своих чувств, убегая от Жарова и его янтарных глаз. Я все делала не так.
Мои глаза слипались, а язык не повиновался, но последние слова я слышала, и они врезались в мою память.
– Почему вы еще здесь?
– тихо спросил врач, когда опасность миновала.
– Я не могу уйти, пока не узнаю, что с Лилей все будет в порядке.
– А вы кто для нее?
– Друг, - с заминкой ответил он.
– Всего лишь давний друг, но я чувствую себя обязанным позаботиться о ее благополучии.
Больше я не слышала, но его последние слова камнем легли на мое сердце. Всего лишь давний друг и мне придется смириться, спрятав свою глупую любовь глубоко в душе.
Я выздоравливала долго, каждое движение приносило мне боль. Но это было ничем по сравнению с радостью встречи с дочерью.
Жаров приводил ее ко мне каждый день, она весело щебетала, рассказывая, как же ей хорошо живется у дяди Феди.
– Мамочка, я так соскучилась. Ты скоро приедешь домой? – спрашивала меня доченька.
– Дядя Федя сказал, что мы снова будем жить в его квартире, здорово, правда? И я смогу каждый день набирать полную ванну с пузырьками.