Обрученная с розой

Вилар Симона

Сойдя с лошади, Анна села подле Оливера и отерла выступивший на лбу и висках юноши пот.

– Не гневи Бога, Оливер. Ты остался в живых, ты среди друзей. Я понимаю, какая боль терзает твое тело и рвет сердце на части. Но почему ты решил, что никогда не сможешь сражаться? Я помню, в войске моего отца был солдат, у которого правая рука была отрублена едва ли не по плечо, но, держа меч левой рукой, он бился не хуже прочих и иной раз творил настоящие чудеса. А на увечной руке у него был железный крюк, которым он ловко удерживал свой щит.

Оливер повернулся к девушке:

– А как был устроен этот крюк?

Анна

улыбнулась. Для этого юноши не было ничего желаннее битвы. Она вспомнила, как не раз слышала от Майсгрейва, что искусство владеть мечом у Оливера от Бога, и, несмотря на молодость, он может справиться с куда более опытным противником. Анна постаралась хоть как-то подбодрить и успокоить юношу, придумав никогда не существовавшего однорукого воина.

Между тем дорога вышла из леса, и Анна невольно испытала разочарование при виде родового гнезда Саймона Селдена. Эрингтон-Хауз вовсе не походил на тихий замок из легенды, где в довольстве и мире обитают счастливые влюбленные.

Замок стоял на равнине, если не принимать во внимание небольшой склон, тянувшийся от поместья к лесу. Это было приземистое неуклюжее строение, потемневшее от времени, с зарешеченными окнами, узкими бойницами и покрытыми мхом и лишайниками стенами. Тяжелые круглые башни с выщербленными зубцами возвышались по углам усадьбы, связанные крепостной стеной, замечательной скорее своей древностью, нежели мощью. Все строение окружал ров с темной зацветшей водой, в которой среди мусора плавали стаи уток и гусей. И хотя из ворот пастух гнал стадо овец, а на ближней лужайке женщины отбеливали холсты, во всем ощущались упадок и бедность. Глядя вокруг, Анна с грустью усомнилась, так ли уж была права Джудит Ховард, променяв роскошную и блестящую жизнь супруги вельможи на прозябание в бедности и глуши.

Прогрохотав по подъемному мосту, они въехали в неуклюжие саксонские ворота. Анна огляделась. Узкий двор окружали высокие стены, на которых дожди оставили темные потеки и пятна. Прямо перед нею находилось двухэтажное каменное строение, столь древнее, что кое-где камни кладки вывалились и выбоины были замазаны глиной и торфом. Двор был не вымощен, и, соскочив с седла, Анна тотчас увязла в жидком месиве. Вокруг суетились слуги, принимая лошадей, разгружая повозки. Под ногами людей и лошадей с кудахтаньем метались куры, доносились жалобное блеяние овец, собачий лай. Анна увидела, как сэр Саймон, ловко спрыгнув с коня, стремительно пересек двор и, сбросив плащ на руки подбежавшему слуге, стал торопливо подниматься по деревянной лестнице на крытую галерею, где показалась женщина с ребенком на руках.

И здесь Анну ждало еще одно разочарование. Слушая рыцаря, девушка представляла себе его возлюбленную легкой и прекрасной, как фея, подобной утонченным образам церковных витражей с их тонкими запястьями и золотыми кудрями. Сейчас же перед ними предстала маленькая розовощекая поселянка с огромным животом. И хотя в движениях женщины сквозила благородная грация, руки ее огрубели от работы, а наряд был сшит из домотканого сукна, явно не подобающего дочери графа, потомка королей Англии.

«Стоило ли идти наперекор воле родителей, нести проклятие отца и претерпеть столько опасностей, чтобы осесть в глуши, стать хозяйкой неуютного замка и женой мелкопоместного рыцаря?» – думала Анна, глядя на эту супружескую чету.

Однако сэр Саймон

благоговейно опустился на колено и поцеловал край платья супруги, а затем вскочил и обнял ее у всех на глазах. Потом он принял у нее ребенка, поднял его и закружил. Крохотная девочка, не более года от роду, расплакалась, и рыцарь, сам испугавшись не меньше малютки, прижал ее к себе и нежно отер тыльной стороной ладони легкие детские слезы. Но ребенок тянулся к матери и успокоился, лишь когда Джудит вновь взяла его на руки. Откуда-то появились сразу несколько дочерей рыцаря. Одна с разбегу прыгнула ему на руки, две другие, повиснув на нем, стали целовать его. Близнецы в высоких остроконечных колпачках толкались тут же, требуя своей доли внимания, а служанка вынесла еще одну малютку, которая радостно засмеялась, когда отец взял и ее.

Анна внезапно обнаружила, что улыбается против своей воли. Даже хмурый Майсгрейв смотрел на эту сцену с мягкой усмешкой.

Тем временем Селден о чем-то переговорил с женой, и лицо ее стало серьезным. Взглянув на прибывших, она тут же стала отдавать распоряжения слугам. Затем торопливо спустилась с галереи.

– Рада видеть в Эрингтоне столь дорогих гостей, – с поклоном приветствовала она их.

Майсгрейв учтиво поклонился и поцеловал ей руку. Анна же не знала, как держать себя с леди Селден. Известно ли ей уже, что она женщина, или же в глазах хозяйки она все еще отрок-паж? Ее затруднение разрешила сама Джудит Селден. Когда гостей проводили в покои и туда же перенесли раненного Оливера, она взяла Анну за руку и повела ее куда-то в глубь замка.

Когда они очутились в небольшой комнате, расположенной в одном из контрфорсов, леди Джудит опустилась на колени и, прежде чем Анна успела воспротивиться, поцеловала ей руку.

– Большая честь для нас принимать у себя в замке дочь великого Делателя Королей, – сказала она.

– А для меня не меньшая честь быть принятой родной сестрой могущественного графа Суррея.

– Увы, благородная леди, никто из Ховардов не вспоминает непокорную Джудит, и двери всех знатных домов закрыты предо мной. Особенно с тех пор, как наша великая покровительница королева Маргарита покинула берега Британии.

– Думаю, все еще переменится, леди. Ведь недаром моего отца называют Делателем Королей, а сейчас он держит сторону Ланкастеров. И еще, – Анна улыбнулась, – когда я смотрела, как радостно вы встретились с супругом, мне показалось, что вы не очень-то сожалеете о содеянном.

Теперь пришла очередь улыбнуться Джудит Селден.

– Видит Бог, это так! И хотя я страшная грешница и проклятие отца порой гнетет мое сердце, однако, видно, сама Пречистая благоволит ко мне, ибо как иначе объяснить, что, живя здесь, я познала столько счастья.

И она провела рукой по своему округлому животу.

Анна слушала ее молча. В распахнутое оконце вливался мягкий свет, озаряя леди Селден. «А ведь она просто чудесная!» – подумала Анна, невольно любуясь своей собеседницей. Нет, хозяйка Эрингтона вовсе не превратилась в волшебницу-фею, но вся она излучала редкостное очарование. И хотя от частых родов фигура ее располнела, а лицо расплылось, его овал не утратил благородных очертаний. У леди Джудит были темно-вишневые, сильно и красиво очерченные губы и безукоризненно прямой, точеный нос. Легко было вообразить, насколько хороша она была в юности.